Галина Волчек как правило вне правил

1999 Февраль {САМОЛЕТ МОСКВА — САМАРА}

Ранний рейс. Сталь самолета сливается с серыми набухшими тучами. Холодно. Волчек кашляет так, что пассажиры в креслах впереди оглядываются — не туберкулез ли у соседки? Усталый вид. Сероватое лицо. Стюардесса приносит кипяток.

— Может, вам лекарство какое дать? — участливо спрашивает она.

— Лекарство? Да у меня своих — мешок.

В доказательство она бьет рукой по плотно набитой черной сумке, которую держит на коленях.

На аэродроме в Самаре в ранний час Волчек ждали два человека, «рафик» и черная «Волга». Ей вручили дежурный букетик из первых весенних цветов, и легковушка повезла ее в гостиницу, где ей отвели пятнадцать минут на марафет. Но все это время у нее ушло на борьбу с прибором для измерения давления.

— Черт, опять не работает, — плюнула она, не добившись результата. И уехала из гостиницы как есть — всклокоченные светлые волосы, серый свитер, который тогда так некстати подчеркивал ее усталость.

— Дайте пять минут «на покраситься», — взмолилась она местным телевизионщикам и присела на валик кожаного кресла у окна. В сером свете дня пыталась подретушировать собственное изображение. Оставила на затею, потому что позвали в зал, куда набились люди в халатах разных цветов.

Я видела — ей плохо, и давление явно зашкаливало, но только опытный глаз смог рассмотреть, как она, поднявшись на сцену, сняла с воздуха маску «свежачок». Сцена выдала ее актерскую природу — глаза «включились», спина подобралась, и левая нога кокетливо двинулась в сторону.

На гастролях в Петербурге. 1998 год. После спектакля «Вишневый сад» у Александринского театра с Алисой Фрейндлих, Игорем Квашой, Мариной Нееловой

На гастролях в Петербурге. 1998 год. После спектакля «Вишневый сад» у Александринского театра с Ульяной Лопаткиной и Еленой Яковлевой

— Что я вам могу сказать, кроме «спасибо»?

Замолчала, потому что в такой ситуации слова всегда бывают лишними. Она понимала, что за эту бесценную работу ей нечем заплатить. Она даже не может пообещать сыграть «Три товарища» в Тольятти, потому что декорации спектакля для перевозки неподъемны.

И вдруг из зала женский голос ее спросил:

— А кого вы будете играть в «Трех товарищах» — фрау Залевски или Матильду Штольц?

Пьянчужка Матильда, впрочем, как и прижимистая и битая жизнью Залевски, очень пошли бы ей — характерные роли ей исключительно удавались. Но она не сыграет ни ту ни другую, потому что в своих спектаклях Волчек никогда не играет. Из принципа, определенного ею для себя почти 30 лет назад.

И наконец ее повели в цех, где собирали машину. Когда рабочие расступились, она ахнула и по привычке прикрыла ладонью рот. Черный блестящий «Карл» стоял перед ней в натуральную величину, и электрические лампочки отражались в его крыльях.

Кто-то сказал:

— Галина Борисовна, да вы садитесь.

Но она не сделала и шагу, как будто боялась, что с первым ее движением мираж исчезнет. Она очнулась только тогда, когда я резко нажала на клаксон и с водительского места пригласила ее сесть рядом. Волчек неуверенно села, говорила какие-то слова и по просьбе телевизионщиков растерянно смотрела в кинокамеру. Ее беспомощный вид явно испортил бы ролик «Фильм о…», который обычно входит в рекламный проект любого кино- или театрального предприятия.

В маршрут Москва — Тольятти она как нарушитель внесла непредвиденные коррективы и отклонилась в сторону поселка Рубежный, что в 9 километрах от Самары.

1999 {САМАРСКАЯ ОБЛАСТЬ. ПОСЕЛОК РУБЕЖНЫЙ}

Старая двухэтажка, похожая на барак. С видом на двор, где сарай на сарае, бегают дети и из снега, которого мало, пытаются лепить снежки.

— Кажется, здесь, — Волчек смотрит на дом, потом на бумажку, где, судя по всему, записан адрес.

— Здесь, — подтверждают телевизионщики.

Волчек звонит в дверь.

— Сейчас. Открою. Захаровна, ты, что ли? — слышен из-за двери голос с ярко выраженным грассированием.