Галина Волчек как правило вне правил

Волчек не могла допустить мысль, что в спектакль «Три товарища» — эту песню о неразменных и непреходящих ценностях — войдут люди, которым она будет говорить: «Вообразите себе, что вы друзья. Вообразите…» Для нее это так же противно, как притворяться. Недолго думая, после закрытия сезона, аккурат перед премьерой, она решила трех будущих и мало знакомых между собой людей отправить на отдых.

— Вы прекрасно отдохнете на Кипре, спонсоры дали путевки, — сказала она им на одной из репетиций. — Гостиница приличная, вы будете вместе и, надеюсь, когда вернетесь, станете…

Очевидно, в этот момент каждый из потенциальных отпускников послал в душе Волчек пламенный привет, про себя решив заниматься на томном Кипре собственной жизнью индивидуально, а не традиционной коммуналкой «Современника». Но, будучи людьми все-таки благодарными, они клятвенно пообещали проводить время вместе.

Они не подозревали, что имеют дело с Волчек, которая актерское поведение просчитывает на несколько ходов вперед с точностью компьютера, при этом для нее абсолютно недоступного.

1999 {МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК». СЦЕНА}

Темноту зала разрежает жидковатый свет лампочки. Слышен срывающийся крик:

— Стой! Не вертись же ты! Не пой! Не пой!!! Романтический герой! Хренов. Галина Волчек в сердцах давит сигаретный бычок об замызганную тарелку, которая и без того переполнена «жертвами» режиссерского гнева.

— Саша, не пой. Твой герой — не романтик. Он войну прошел, а ты пороха не нюхал.

Щелкает зажигалкой. Закуривает.

Это всего лишь один фрагмент многосерийного фильма под названием «Репетиция „Трех товарищей“». Его никто никогда не увидит. Для меня он длился почти сезон и, во-первых, не оставлял сомнений, что эта драма более жестокая, чем та, что вышла на сцену. И во-вторых, репетиции Волчек, в том числе и знаменитого романа Ремарка, обнаружили для меня невидимую прежде часть айсберга.

Вот я каждый день вижу Волчек в зале. Внешне каждый раз ничего нового в ней и в ее жизни. Картинка с репетицией постоянна, как число «пи»: Волчек неизменна в своих репетиционных привычках и ни при каких обстоятельствах не собирается от них отказываться. Здесь выражение «как правило» следует усилить словом «железно».

Итак, режиссер Волчек железно всегда сидит в 10-м ряду, кресло № 13. На столике железно сам собой организуется один и тот же натюрморт: стакан с чаем, пачка сигарет, зажигалка, дамская сумочка. Роль пепельницы железно исполняет общепитовская тарелка, которую не раз пытались заменить на более облагороженные предметы — от простеньких стеклянных до дорогих и экстравагантных «Давыдофф», — все бесполезно. Замызганная посуда из буфета выживает со стола соперниц с безапелляционной уверенностью примы, за спиной которой стоит главреж. В данном случае главный режиссер «Современника» железно много лет предпочитает именно ее и именно в ней давит в сердцах недокуренные сигареты.

Если посмотреть на Волчек в профиль, то видно, что она смотрит на сцену тревожно и приоткрыв рот, точно ребенок, забытый легкомысленными родителями в центре незнакомого города. Она как будто впервые видит то, что ей показывают на сцене, и сама же пугается увиденного. При этом она шевелит губами, синхроня за артистами текст.

— Ты мой любимый пьяница. Самый любимый на свете пьяница, — говорит артистка. И слово в слово бесшумно, с четкой артикуляцией сурдопереводчицы, повторяет это Волчек, как будто ей выходить на сцену во втором составе. В этот момент она не курит, не отхлебывает чай.

— Неужели помните текст каждого? — спрашиваю ее в паузах, когда она затягивается сигаретой.

— Помню. Я столько ролей переиграла. Когда я была артисткой, столько не играла.

Когда репетиции возобновляются, она, как в детской игре «замри», принимает прежнюю позу — локти на подлокотниках кресла, вся напряженно подалась вперед, рот приоткрывается. Самый первый выход «Трех товарищей» на большую сцену из репетиционного зала ее явно не радовал. Она постоянно тормозила поступательные движения и сбивала актерское дыхание своим кашляющим криком. Рвала «стоп-кран», не жалея никого. «Хотя бы себя пожалела», — думала я, глядя на нее, заходившуюся в обострившемся кашле. Меланхоличная и медлительная в жизни, Волчек страшна в гневе и похожа на Везувий, извергающий лаву. Сходство с вулканом ей добавляет дым сигарет, которые она курит одну за другой.

С Чулпан Хаматовой на премьере спектакля «Три товарища»