Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Я сказала им: «Вы поживете вместе. Будете не наблюдать, а чувствовать друг друга, даже если будете друг друга раздражать». Мне важнее было, чтобы они хорошо знали друг друга и это ощущение «вместе» было нерациональным. Чтобы они вместе ложились, вместе вставали, мешали друг другу, помогали и любили, заботились и обманывали. Нужно было, чтобы природу этого единства почувствовали.


И вот тут произошла история, которая окончательно показала, кто есть кто и что чего стоит. Однажды Отто — Юшкевич и Роберт — Хованский отправились на дискотеку «topless», имея в карманах по 20 долларов. За их столик тут же спикировали девчонки из бывших союзных республик в костюмах без верха.


СЕРГЕЙ ЮШКЕВИЧ: — Девчонки попросили заказать шампанское, мы были не против, но сообразили, что денег в обрез, попросили счет. Счет за две бутылки оказался хорошенький — шестьсот долларов. Потом выяснилось, это было даже не шампанское, а газированный спрайт. «Не пей», — сказал я Сашке. Тут же нарисовался вышибала. За спиной его суетился официант.

— У нас нет таких денег. Говорю вам.

Тут же русские девчонки в костюмах без верха выставили свой «товар» напоказ.

— Give me your money, — монотонно повторял вышибала.

Когда стало ясно, что никто платить не собирается, управляющий заведением пригрозил полицией.


С Наиной Ельциной


Со своими врачами Олегом Дмитриевичем Глазовым и Абрамом Львовичем Сыркиным


С Аллой Пугачевой



История, которая могла бы скверно кончиться, разрешилась следующим образом. Артист Хованский под надзором управляющего поехал в гостиницу к Волчек, отдыхавшей неподалеку, а Юшкевич остался в заложниках.


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — А мы сидим вечером на нашей террасе, хохмим, рассказываем что-то. Вдруг влетает Сашка с чужим дядькой-киприотом. «Галина Борисовна, у нас катастрофа!» Я подумала, что автомобильная катастрофа, раз только один из четырех здесь (они всегда приходили ко мне вместе). Я слышу слова, которые, к своему стыду, тогда не знала, — «топ-лесс», «нас развели» и «дайте нам сто долларов, меня как заложника привезли». «Я разговаривать вообще не буду, — сказала я киприоту, — пока вы меня не соедините с тем, кто остался там».


Волчек повела себя как крестная мать: убедившись по телефону, что с Юшке-вичем все в порядке, она отдала деньги за ребят, и «заложники» ночью пришли в отель. Из того, что говорила киприоту эта крупная дама из пятизвездочного отеля, а главное, как она разговаривала, он понял — с ней лучше не связываться.

Наконец она выпустила в жизнь «Трех товарищей». Пожалуй, никакой другой спектакль не вызывал такой двойной истерики — восторгов и неприятия. Если верить туго набитым залам, взвинченным ценам у спекулянтов — то она может торжествовать победу. «Три товарища» стали самым шумным и модным спектаклем Москвы. «Три товарища» собирают вместе бедных, считающих каждую копейку пенсионеров, врачей, студентов и обеспеченных новых русских, которые в день спектакля своими иномарками забивают узкую проезжую часть вдоль Чистых прудов. Пробки у подъезда к театру, толпа у билетной кассы голосуют «за». Часть критики — против.

На всех пресс-конференциях, в интервью Волчек не уставала повторять, что сделала спектакль о чувстве, уходящем из нашей жизни с ХХ веком, выручавшем всех, и ее в том числе, не раз, — о товариществе. Она знает ему цену и готова подтверждать это фактами из собственной биографии.

Не только об этом получился спектакль. От такой глубокой, чистой, открытой, как открытая рана, любви люди отвыкли. «Три товарища» потрясали — искренностью, наивной незащищенностью, обнаженностью нерва. Волчек вряд ли отдавала себе отчет, что создала спектакль-индикатор, который безошибочно показывал степень душевного поражения общества. Кто сохранил светлые чувства в душе, а у кого — пустота, прикрытая снобизмом. Кто устоял, а кого жизнь прогнула без перспектив вернуться в исходное положение ясности и гармонии. Такого точного рентгена ей, разумеется, простить не могли.

И еще раз я спросила себя: «А сама-то она, мастерски обучающая других искусству любви на сцене, любить умеет? Счастлива ли?»


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Может быть, спектакль для меня — сублимация любви. Может, только там, — показывает она на сцену, — я по-настоящему и любила. По крайней мере, все, что сыграли мои артисты, я играла вместе с ними.


Когда ее подруга, знаменитая английская актриса, радикалка Ванесса Редгрейв, смотрела «Трех товарищей», в финале она всплакнула. Потом сказала:

— Да, Галя умеет любить. Это видно.

«Три товарища» оказались рискованной постановкой с разных точек зрения. Именно после выпуска этого спектакля у меня окончательно сложилось впечатление, что чем старше становится Волчек, тем больше ее тянет совершать рискованные шаги, которые многие боязливо называют опрометчивыми.

1990

{МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК». ДВОР}

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр