Галина Волчек как правило вне правил

Это произошло перед самым выпуском «Трех товарищей». Волчек находилась в таком состоянии, что если бы ее били ногами, то было бы совсем не больно. В это время раздался звонок и любезный женский голос стал настойчиво приглашать ее в какую-то галерею на открытие чего-то там и вообще втолковывать что-то про сеть магазинов, так не подходящих к моменту ее жизни.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Но в голосе не было деловито-хамоватых и таких снисходительных ноток, какие я часто слышу, когда звонят из разных фирм и приглашают посветиться лицом. Здесь голос был вполне интеллигентный, и я пообещала приехать, но предупредила, что имею жуткий вид. А про себя подумала: «Хорошенькое же лицо они выбрали, прямо как у Булгакова — второй свежести». С этими мыслями и отправилась в «Пассаж», где мне пообещали это самое «VIP-лицо» приодеть для торжественного случая открытия галереи.

И вот я стою в магазине. Любезные продавцы приносят мне вещи. Меряю, но вижу — все не мое. Краем глаза замечаю молодого человека — полного, можно сказать, даже толстого, в грязных джинсах, в свитере с вытянутыми рукавами. «Наверное, электрик», — думаю про себя.

— А вот наш президент. Познакомьтесь, — вдруг сказала девушка и показала на «электрика».

— Это? Ваш президент? — рассмеялась я, решив, что это шутка.

Шутка, как говорит Александр Ширвиндт, за которым любит повторять вся Москва, не прошла. Михаил Куснирович оказался специалистом не по электрике. Выпускник химического института создал большую фирму «Боско ди Чильеджи» и оказался личностью романтической, творческой, но при этом жестко-деловитой.

2001 {МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК». КАБИНЕТ ВОЛЧЕК}

Фотографии на белых стенах — Марина Неелова, ее дочка. Ефремов и Волчек на репетиции. Большие афиши, на которых фамилия Волчек написана по-английски, по-чешски, по-болгарски. Входит парень в кожаной куртке. Протягивает конверт.

— Вот, просили передать вам.

Уходит так же быстро, как появился.

Она распечатывает конверт. Выкладывает на стол какие-то тонкие книжки, бумаги с печатями. Растерянно смотрит на все это, как будто пугается своих мыслей. Плачет тихо. Почти бесшумно.

Когда Михаил Куснирович так близко впервые увидел Галину Волчек на складе своего магазина, он нисколько не удивился ее поведению.

МИХАИЛ КУСНИРОВИЧ: — Передо мной стояла очень мудрая, тонко чувствующая стиль женщина и по-хозяйски перебирала вещи. Впечатление было вполне ожидаемое.

Чем дальше, тем больше он убеждался в верности своих впечатлений, которые он прежде получал от Волчек «заочно»— из ее газетных интервью, выступлений по телевидению.

— Ее деловые качества такие, что она зрит в корень. Ловит тенденцию раньше, чем эта тенденция становится тенденцией. И не врет никогда. Может не сказать, сохранив фигуру умолчания, но не врет, а это очень важно в бизнесе. И не обманывает: когда может сделать, говорит, что может. А если не может — значит, не может.

— А почему, по-вашему, ей лучше других удается находить спонсоров? Ведь для многих руководителей репертуарных театров и людей ее положения — это унижение.

На Венецианском карнавале с Михаилом Куснировичем и Олегом Янковским. Вторая слева — Галина Волчек.

— А ей не надо унижаться и просить деньги на «Современник». Просто у нее хороший театр, и большая честь ему помогать. Вот и все. А во-вторых, все же видят, что для театра она разобьется в лепешку.

А в день 45-летия «Современника» в кабинет к Волчек вошел шофер и протянул ей конверт.

— Вот, просили передать вам.

Ушел так же быстро, как и появился.

Она распечатала конверт. На стол легли какие-то тонкие книжки, бумаги с печатями. А сверху — ключи с металлическим брелоком. Она растерянно посмотрела на все это, как будто испугалась собственных мыслей. А потом заплакала, и плакала тихо, почти бесшумно. Боялась, что кто-нибудь в этот момент к ней войдет. К 45-летию театра бизнесмен подарил Волчек «Ауди».

— А почему вы решили подарить Волчек такой дорогой и обязывающий подарок? — спрашиваю я его. — Вам не кажется, что вы могли поставить ее в довольно щекотливое положение?

Его явно озадачил мой вопрос, и он несколько раз переспрашивал: «А в чем, собственно, двойственность ситуации?»— и, не найдя ответа, произнес: