Галина Волчек как правило вне правил

Первый удар пришел со стороны, с какой она не ждала. Чулпан Хаматова — восходящая звезда «Современника», на которой держались два спектакля, сообщила, что ждет ребенка. Но беременность развивалась с осложнениями, и врачи уложили актрису в клинику. Из-за этого рушились два аншлаговых спектакля и первые гастроли «Трех товарищей» в Киеве, которые готовились два года.

За первой волной неприятностей шла вторая — с режиссерской стороны: Римас Туминас, на которого рассчитывали мэтры «Современника», сделал рокировку собственных планов, поменяв театр на Чистых прудах на Вахтанговский. Было больно, но хотя бы объяснимо — когда-то, пообещав Михаилу Ульянову ставить в Вахтанговском, он все-таки начал работать с «Современником». Удар довершил молодой режиссер, без имени и без судьбы, но подающий надежды, которому Волчек дала полный карт-бланш, памятуя о дебюте на сцене «Современника» когда-то никому не известных Валерия Фокина и Иосифа Райхельгауза.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Я понимала, что как юноше нельзя подсовывать первую женщину, так и молодому режиссеру нельзя навязывать первую пьесу. Я согласилась на его выбор, который, честно говоря, мне не нравился, но режиссер хотел, значит…

Значит, Волчек для дебютанта выстелила «Современник» мягкими коврами и старалась обеспечить ему рабочий комфорт. Но вдруг на открытость и готовность режиссер ответил разительной переменой — начал диктовать условия, как мэтр, в контракте которого обычно стоит гонорар с множеством нулей.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Знаешь, мне никогда так не было стыдно за себя, за свою наивность, что ли. За то, что…

На высоком градусе эмоций она не находит слов и безнадежно машет рукой, вроде «пропади все пропадом». Ее хваленая интуиция подвела и в данный момент выглядела мифом. В столкновении с новым поколением Волчек проиграла, как не проигрывала опытным мастерам и циничным ремесленникам.

А я в очередной раз убедилась, как эта взрослая и мудрая женщина заблуждается насчет себя — наивность не по возрасту не покидала ее никогда. Она лишь задрапирована ее усталым трезвым взглядом сквозь толстые стекла очков, деловитостью, общественным положением, но прорывается то и дело.

«Протри очки, — сказала я себе. — Сколько тебе лет? — спросила я себя». Говорит она и смотрит на меня в упор с усталой взрослой печалью. Но тогда, когда у ее ног рассыпался карточный домик, я видела чуть припухшие от слез глаза, губы и детскую растерянность в лице. И я, честно говоря, теряюсь — а правда, сколько ей лет?

Однако на первый сбор труппы нового сезона она пришла подтянутая, с тщательно уложенной прической, в модном костюме цвета морской волны. Знающие ее много лет сразу сделали выводы — Волчек не в духе и готова к бою. В старых джинсах и с растрепанными волосами она позволяет себе появляться в театре только в самом благодушном настроении.

2002 {МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК»}

Пошивочный цех завален пестрыми лентами и больше похож на пункт вторсырья, чем на театральные мастерские. Слышен мужской голос:

— Бери выше, лента тоньше получится.

Это драматург Николай Коляда: его свитер весь в нитках, в руках — большие портновские ножницы. Он располосовывает красную ткань, потом желтую, синюю… Ленты падают и змеями укладываются у его ног. Он оценивающе смотрит на то, что прежде называлось дорогой материей.

— Жалко-то как, — вздыхает худенькая заведующая пошивкой Лена.

— Да ладно. Теперь бери крючок. Вяжем.

Входит Волчек, смотрит на всех участников «резни», переводит взгляд на вешалку, где висят два готовых костюма из разноцветных узлов.

— Как у бабок на рынке, — говорит она.

Весну 2002 года можно назвать весной обновления. В апреле вышла «Селестина» — современная адаптация средневековой испанской пьесы. Своим цветным ярким внешним рядом спектакль очень подходил к весне и обещал если не успех, то надежду на него. На постановку Волчек пригласила драматурга Коляду, открытого ею когда-то Москве, затем миру еще в 70-е годы прошлого века.