Галина Волчек как правило вне правил

Она как будто нарывалась на скандал — ведь знала, что Коляду в столице критики и театральная общественность не очень-то жалуют, но в сложившейся ситуации вопреки всему решила, что хуже, чем есть, ей и «Современнику» не будет, а для Коляды — это еще один шанс для нового прорыва. Тем более что за три года до этого она «заболела» его режиссурой, когда увидела на театральном фестивале спектакль «Корабль дураков». Она увидела его один раз и была настолько поражена, что дала себе слово во что бы то ни стало показать его в Москве.

— Это что-то грандиозное! Невероятно! — твердила она режиссеру Коляде после спектакля. Она открыто восхищалась провинциальным спектаклем. — Я хочу, чтобы все увидели, как работают в провинции. Как шлепают по лужам, как верят тебе, режиссеру, и работают как одна команда. Я это сделаю.

В это время она сама выпускала спектакль «Три товарища», который пожирал деньги, как паровозная топка дрова. Но даже денежный дефицит ее не остановил — она искала деньги на короткие гастроли екатеринбургских артистов и нашла их у своего давнего друга Владимира Каданникова. С ее стороны это был широкий жест, не имеющий, правда, ничего общего с барскими замашками. В этом поступке проявилась вся ее натура — если она чего-то страстно желала, то не было таких стен, которые мешали осуществить задуманное. Поэтому в июле 1999 года «Корабль дураков» сыграли в Москве и дощатые подмостки «Современника» залили водой, в результате чего те дали течь. Волчек видела, как под сценой метался Коляда со своим художником и подставлял ведра под струи воды. Она любила этого сумасшедшего, который не строил из себя гения, не оцененного на родине и признанного в Европе, а собирал, как уборщица, воду, ползая под сценой.

Он умилял ее и дальше своим самозабвением, когда приступил к постановке «Селестины». Мало того что весь театр завалил тряпичными отходами, он всех служащих заставил вязать необычные костюмы. Сам вязал крючком, приохотив к этому делу даже немецкого хореографа Верену Вайс. Портнихи плакали, видя, как Коляда яростно рвет роскошные ткани, как распоясавшийся дебошир.

— Бери выше, лента тоньше получится, — говорил Коляда, весь в нитках и с большими портновскими ножницами в руках. Он полосовал ткани, ленты падали и змеями укладывались у его ног. Волчек с нескрываемым восторгом знатока щупала толстенный от множества узлов плащ.

— Коль, на сколько кэгэ он тянет?

— Да двадцать будет.

— Ладно. Свяжешь мне такую же сумку. К премьере.

После Коляды Волчек открыла «Современник» для нового поколения режиссеров — Кирилла Серебренникова и Нины Чусовой. Первый выпустил «Сладкоголосую птицу юности», удачно «поженив» американского гения Уильямса с «панночкой» российской словесности Ниной Садур. В этом спектакле две диаметрально противоположные по характеру и разновозрастные роли блестяще сыграла Марина Неелова и удачно дебютировал Юрий Колокольников. Спектакль Чусовой по социально острой пьесе с Балканского полуострова «Мамапапасынсобака» имел бесспорный успех в сезоне — как постановкой, так и роскошным актерским ансамблем, опять женским — Галина Петрова, Ольга Дроздова, Чулпан Хаматова и примкнувшая к ним вчерашняя студентка Полина Рашкина в роли дворовой собачки.

И в том и в другом случае принцип невмешательства Волчек сохранила до конца, как будто подписала пакт о ненападении на чужое творчество раз и навсегда.

Но интересно, как складывались отношения в женском режиссерском дуэте Волчек — Чусова? Возможно ли мирное сосуществование под одной крышей двух дам с диагнозом «режиссер»?

НИНА ЧУСОВА: — Мне с Галиной Борисовной оказалось неожиданно комфортно. Не надо было хитрить, политику строить, не нужно оглядываться и вести себя как при художественном руководителе. Когда начинаются прогоны, я обычно себя не контролирую. И вот я сидела, орала — иногда матом — и… мне не было стыдно. Руками махала, кажется, заехала Волчек по сигарете. А она: «Ничего, ничего, деточка».

2001 {МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК». ВОЗЛЕ ТЕАТРА}

Зимние ранние сумерки. Редкий снег. Прохожие мешаются с публикой у театра. Две дамы курят в ожидании кого-то.

— Смотри, Волчек пошла, — говорит одна светским тоном.

— Где? Да это бомжиха какая-то. Ты на пальто посмотри. Подол весь заляпан.

— А может, она бедная? — Светскость переходит в снисходительность. — Они в театре, говорят, мало получают. А шапка-то у нее, ты посмотри, — и тычет сигаретой вслед фигуре, удаляющейся в сторону служебного входа.