Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

Многим она кажется чудной, и это самое мягкое слово, которое употребляют в ее характеристике. А она действительно как будто дразнит гусей и одним своим внешним видом способна поставить в тупик обывателя. Например, зимой ходит в черном пальто из болоньи, в каком добропорядочная женщина обычно отправляется в магазин. Неужели эта известная особа на шубу не заработала? — недоумевают светские дамы, не зная, что «шуба» для Волчек — это пунктик, причем не материальный, а философский.


ЧУЛПАН ХАМАТОВА: — У нее есть шуба, но она ее ни за что не наденет. Галина Борисовна боится и ненавидит, когда ее строят согласно ранжиру. То есть если ее считают известной, важной персоной, большим человеком, так она должна этому соответствовать. Но ее не построишь.


Репутацию своего звездного статуса Волчек регулярно нарушает то сомнительного вида пальто, то еще более сомнительного вида шапочкой, которую она нежно называет «гондошкой».


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Шапочка прикольная. Когда я ее увидела у Лены Яковлевой, попросила: «Купи мне такую же — чтобы обязательно с козырьком и ушами». А она тут же стащила со своей головы и отдала мне.


И всю зиму 2001 года она прощеголяла в этом молодежном прикиде, не испытывая никаких комплексов по поводу несоответствия внешнего ряда собственной значимости и вызывая шок в светских кругах. Как-то после ужина в дорогом ресторане она с подругами вышла одеваться в гардероб. Посмотрев, как подруги надевают норковые манто, она выдержала паузу и сказала гардеробщику:

— Ну а теперь подайте мои соболя.

Когда ей вынесли ее болоньевое пальто, наступила немая сцена. На следующий день Волчек в лицах показывала всеобщий ступор.

Чего еще нет звездного у звезды? Нет собственной дачи. В то время как ее товарищи по театру прирастали недвижимостью, она нисколько не заботилась о собственности в ближнем или дальнем Подмосковье. В советское время устраивалась на служебных дачах, которые за небольшие деньги «Мосдачтрест» сдавал по разнарядке известным людям города. На фоне нынешних загородных дворцов этот щитовой домик с удобствами на улице теперь выглядит собачьей будкой. Но тогда никто не роптал.

Новые времена не внесли в собственническое сознание Волчек никаких корректив.

— А почему вы никогда ничего не просите? — спросил управляющий делами Президента Павел Бородин, как-то придя в «Современник». — У вас, кажется, серьезная болезнь легких?

Болезнь действительно прогрессировала. И Волчек перебралась на государственную дачу в Жуковку. Всякий раз, вспоминая эту историю с переселением за город, Волчек благодарит судьбу за ту, почти случайную, встречу с Павлом Бородиным, с которым в тот момент практически не была знакома.


ГЕННАДИЙ ХАЗАНОВ: — Дача эта мощная — сарай типа «дачная постройка», без слез не взглянешь. Я часто приезжал сюда к ней, и именно здесь, между прочим, решилось мое назначение в Театр эстрады.


Постройка в самом деле отличается аскетичностью того короткого периода, когда большевики материю не ставили ни во что рядом с идеей всемирной революции. Теперь дощатый домик, правда с удобствами внутри, во временном пользовании режиссера с мировым именем.

Пользование это носит весьма унизительный характер. Раз в полгода, а то и чаще Волчек получает казенную бумагу: в ней безапелляционным тоном сообщается, что срок проживания на государственной даче истек. Другими словами — «с вещами на выход». Взамен ей, в отличие от других и даже не столь известных граждан, никогда ничего не предлагали, а для нее жизнь в загазованном городе равносильна отключению от кислородного аппарата. И всякий раз только вмешательство очень высокого начальства позволяет продлить еще на какое-то время срок аренды, который непременно заканчивается очередным письменным предупреждением.

Она ненавидит стереотипы и первая же их разрушает. Но любит повторять: «Я как все», — вставая в общую очередь в гардероб, или летит в эконом-классе вместе с труппой.

Цену себе как всем она узнаёт в самых неожиданных местах, например в театральном туалете.


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Прихожу в «Ленком» на спектакль. Во время антракта спустилась в туалет, где, как всегда, аншлаг. Ну встала в конец очереди. Но то с одной, то с другой стороны женщины стали мне предлагать пройти вперед. Ужасно неудобно было.

— Да проходите, Галина Борисовна.

— Такие люди, как вы, не должны стоять в очереди, — говорили они на разные голоса. Я готова была сквозь землю провалиться.

— Ну что вы, здесь мы все равны, — отнекивалась я. — Я как все.

И в этот момент на пятачок, образовавшийся между двумя очередями, вышла дама с очень решительным выражением лица. Дама подняла палец вверх, что придало ей сходство с памятниками монументальной пропаганды, и произнесла:

— Нет, Галина Борисовна, вы — не как все! Пока такие люди, как вы, Галина Борисовна, будут стоять в очереди даже в туалет, никакие реформы в России не пройдут.


Самое интересное, что никто не смеялся над митингующей дамой и все вполне сочувственно отнеслись к ее речам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр