Многим она кажется чудной, и это самое мягкое слово, которое употребляют в ее характеристике. А она действительно как будто дразнит гусей и одним своим внешним видом способна поставить в тупик обывателя. Например, зимой ходит в черном пальто из болоньи, в каком добропорядочная женщина обычно отправляется в магазин. Неужели эта известная особа на шубу не заработала? — недоумевают светские дамы, не зная, что «шуба» для Волчек — это пунктик, причем не материальный, а философский.
ЧУЛПАН ХАМАТОВА: — У нее есть шуба, но она ее ни за что не наденет. Галина Борисовна боится и ненавидит, когда ее строят согласно ранжиру. То есть если ее считают известной, важной персоной, большим человеком, так она должна этому соответствовать. Но ее не построишь.
Репутацию своего звездного статуса Волчек регулярно нарушает то сомнительного вида пальто, то еще более сомнительного вида шапочкой, которую она нежно называет «гондошкой».
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Шапочка прикольная. Когда я ее увидела у Лены Яковлевой, попросила: «Купи мне такую же — чтобы обязательно с козырьком и ушами». А она тут же стащила со своей головы и отдала мне.
И всю зиму 2001 года она прощеголяла в этом молодежном прикиде, не испытывая никаких комплексов по поводу несоответствия внешнего ряда собственной значимости и вызывая шок в светских кругах. Как-то после ужина в дорогом ресторане она с подругами вышла одеваться в гардероб. Посмотрев, как подруги надевают норковые манто, она выдержала паузу и сказала гардеробщику:
— Ну а теперь подайте мои соболя.
Когда ей вынесли ее болоньевое пальто, наступила немая сцена. На следующий день Волчек в лицах показывала всеобщий ступор.
Чего еще нет звездного у звезды? Нет собственной дачи. В то время как ее товарищи по театру прирастали недвижимостью, она нисколько не заботилась о собственности в ближнем или дальнем Подмосковье. В советское время устраивалась на служебных дачах, которые за небольшие деньги «Мосдачтрест» сдавал по разнарядке известным людям города. На фоне нынешних загородных дворцов этот щитовой домик с удобствами на улице теперь выглядит собачьей будкой. Но тогда никто не роптал.
Новые времена не внесли в собственническое сознание Волчек никаких корректив.
— А почему вы никогда ничего не просите? — спросил управляющий делами Президента Павел Бородин, как-то придя в «Современник». — У вас, кажется, серьезная болезнь легких?
Болезнь действительно прогрессировала. И Волчек перебралась на государственную дачу в Жуковку. Всякий раз, вспоминая эту историю с переселением за город, Волчек благодарит судьбу за ту, почти случайную, встречу с Павлом Бородиным, с которым в тот момент практически не была знакома.
ГЕННАДИЙ ХАЗАНОВ: — Дача эта мощная — сарай типа «дачная постройка», без слез не взглянешь. Я часто приезжал сюда к ней, и именно здесь, между прочим, решилось мое назначение в Театр эстрады.
Постройка в самом деле отличается аскетичностью того короткого периода, когда большевики материю не ставили ни во что рядом с идеей всемирной революции. Теперь дощатый домик, правда с удобствами внутри, во временном пользовании режиссера с мировым именем.
Пользование это носит весьма унизительный характер. Раз в полгода, а то и чаще Волчек получает казенную бумагу: в ней безапелляционным тоном сообщается, что срок проживания на государственной даче истек. Другими словами — «с вещами на выход». Взамен ей, в отличие от других и даже не столь известных граждан, никогда ничего не предлагали, а для нее жизнь в загазованном городе равносильна отключению от кислородного аппарата. И всякий раз только вмешательство очень высокого начальства позволяет продлить еще на какое-то время срок аренды, который непременно заканчивается очередным письменным предупреждением.
Она ненавидит стереотипы и первая же их разрушает. Но любит повторять: «Я как все», — вставая в общую очередь в гардероб, или летит в эконом-классе вместе с труппой.
Цену себе как всем она узнаёт в самых неожиданных местах, например в театральном туалете.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Прихожу в «Ленком» на спектакль. Во время антракта спустилась в туалет, где, как всегда, аншлаг. Ну встала в конец очереди. Но то с одной, то с другой стороны женщины стали мне предлагать пройти вперед. Ужасно неудобно было.
— Да проходите, Галина Борисовна.
— Такие люди, как вы, не должны стоять в очереди, — говорили они на разные голоса. Я готова была сквозь землю провалиться.
— Ну что вы, здесь мы все равны, — отнекивалась я. — Я как все.
И в этот момент на пятачок, образовавшийся между двумя очередями, вышла дама с очень решительным выражением лица. Дама подняла палец вверх, что придало ей сходство с памятниками монументальной пропаганды, и произнесла:
— Нет, Галина Борисовна, вы — не как все! Пока такие люди, как вы, Галина Борисовна, будут стоять в очереди даже в туалет, никакие реформы в России не пройдут.
Самое интересное, что никто не смеялся над митингующей дамой и все вполне сочувственно отнеслись к ее речам.