Галина Волчек как правило вне правил

— Мы должны все туда уйти. Мы будем студией. Как же вы этого не понимаете? Вы что, забыли, как было при Станиславском — МХАТ, затем Первый МХАТ, потом Второй, потом…

Энергия его колеблет ряды. Артисты то замолкают, то вдруг все начинают одновременно говорить, спорить. Неспокойные лица, резкие жесты, воспаленные глаза. Никто не смеется. Не шутит. Все это сливается в один сплошной скоростной поток. Его разрезает низкий голос Ефремова:

— Дура, мы с тобой «Вирджинию Вульф» сделаем. Ты будешь…

С этого дня, слившегося в сознании многих с потоком ночи, ее жизнь круто изменилась. До того она могла считать себя вполне счастливым человеком — уже известная актриса с редкой и неповторимой индивидуальностью. Режиссер нескольких шумных спектаклей. Лауреат Государственной премии. Счастливая женщина, наконец. Вот только с кино что-то не ладилось, но это ее меньше всего беспокоило. И вдруг…

Вождь и учитель, необъявленный гуру «Современника» объявил, что уходит во МХАТ, и предложил всей труппе последовать за ним. Впрочем, это коварное «вдруг» — сильная натяжка и легенда театра. На самом деле состояние кризиса витало в воздухе в последнее время все устойчивее и устойчивее.

ВЛАДИСЛАВ ФЕДЧЕНКО, актер театра «Современник», набор 1968 года: — Когда нас принимали в театр, то наше дело слушалось номером первым. Нас поздравили, мы были довольны, потому что можно было только мечтать попасть в первый театр страны. И тут встал Олег Николаевич и сказал: «А вторым вопросом я предлагаю нам всем… разойтись. „Современник“, я считаю, выполнил свою историческую миссию, пора разбегаться». Ничего себе, попали, подумали мы и оглянулись по сторонам. «Да что ты, Олег, — заговорили артисты, — какое „разойтись“? Мы развиваемся, ищем». Спор был жуткий и, судя по всему, не новый.

«Современник», как всякий театральный организм, пережил пору младенческого восторга, расцвет с упоением и в конце 60-х подошел к кризисному этапу в своем развитии. Этот год считается теперь пограничным в почти что 50-летней истории театра. Олег Ефремов был здесь царь и бог, но именно тогда решил сменить царство. Ему предложили возглавить МХАТ, о чем он и сообщил своим артистам. Дом на площади Маяковского треснул, и извилистые кракелюры поползли по его стенам.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Да, это была катастрофа! Другого слова я не знаю. Когда опомнились, поняли, что нужно собраться — чтобы выстоять. Как оказалось, выстаивать пришлось тридцать лет, хотя думали, что это временное явление.

Почему Олег Ефремов решил оставить дом, построенный им? Есть несколько версий его поступка. Ефремов захотел большего поля для своих художественных амбиций, что вполне понятно для такой масштабной личности. Во-вторых, дети «Современника», воспитанные им, выросли, стали дерзить и ставить его авторитет под сомнение. Так, они не приняли «Чайку», сделанную Ефремовым, и он сумел поставить Чехова только во МХАТе в 1980 году. К тому же не стоит скидывать со счетов чувство здорового авантюризма, всегда присущее Ефремову, и материальное благополучие, которое сулил ему главный драматический театр Советского Союза, коим всегда считался МХАТ — объект национального достояния.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Материальное благополучие? Да это был не Ефремов. Он гораздо крупнее как личность, он не задумывался, будет ему больше благополучия или меньше. Какая квартира? Да разве он там жил? Он что, евроремонт делал? Да если бы ты видела, в каких он шмотках ходил. Мы с Квашой его шляпу и шарф морковного цвета порезали и в туалет спустили. А до этого шляпой наши ребята в футбол играли — и все для того, чтобы он это старье перестал носить. Значительно позже, когда мы были в Голландии — а тогда мы уже были в разных театрах и он артистов уводил, — я чуть ли не дралась с ним, чтобы отнять деньги и купить ему джинсовый костюм. Он и быт — несовместимы.

Решение судьбы МХАТа, к тому времени находившегося в довольно плачевном состоянии, принимало порой примитивно-комический характер. О чем мне и рассказывал Ефремов в последний год своей жизни. Он тогда был тяжело болен, но старался держаться.

ОЛЕГ ЕФРЕМОВ: — Рассказывают, будто только Борис Ливанов единственный из мхатовских стариков не принял меня и ушел в оппозицию. А все почему? Потому что однажды он мне сказал, это когда вопрос о моем назначении стал ребром: «Не соглашайся. Я возьму МХАТ. Оставлю его тебе, а ты — моему Ваське». То есть сыну.

На репетиции с Олегом Ефремовым