— Я не собирался быть руководителем театра. И когда власти со мной говорили — пойду ли я на место Ефремова, я однозначно ответил «нет».
Я согласен был быть какое-то время директором, дабы сохранить целостность театра, жизнеспособность его. Но до сих пор не понимаю, зачем нужно было заведующему сектором горкома партии говорить, что я рвусь на это место? Я сразу назвал имя Галки. И в этом был искренен.
Он убежден, что Волчек с ее основательностью, способностью к здоровым компромиссам должна была по праву возглавить после Ефремова «Современник». И без его директорского согласия не был бы подписан приказ о назначении в 1972 году Волчек художественным руководителем театра «Современник».
Начальственный дуэт Волчек-Табаков просуществовал шесть лет и был отмечен несколькими замечательными проектами, открытием новых имен на театральном горизонте и посещением Комитета безопасности.
— В КГБ я ходил два раза, — говорит Табаков. — Один раз по совету дяди Сережи Михалкова отстаивать «Балалайкина и К°», во второй раз из-за «Фудзиямы» Чингиза Айтматова.
За шесть лет их совместной деятельности «Современник» выпустил спектакли Анджея Вайды, Товстоногова, несколько спектаклей Валерия Фокина — выпускника Щукинского училища, «Двенадцатую ночь» англичанина Питера Джеймса и «Восхождение на Фудзияму», «Вишневый сад», «Эшелон» в постановке Галины Волчек.
— Галина Борисовна, я хочу понять, вы согласились стать худруком потому, что захотели больше режиссерской самостоятельности или власти?
— Какая власть? Меньше всего меня привлекало это слово, и я не пользовалась ею. Надо было как-то выживать — это понимали все. Я помню, что в тот момент все артисты мне говорили: «Мы будем тебе помогать».
А она себя чувствовала самым грустным и несчастным человеком на этом карнавале: вокруг плыли лица, которые сливались в одно. А она…
Появление героя, в данном случае героини, — закон жизни и драматургии. Хотя Волчек, которую время предложило рассматривать в этом качестве, была личностью совсем не героической. У нее была масса страхов и комплексов — от комплекса собственной внешности до паники при виде толпы гадающих цыганок. Не говоря уже о страхе пустых подъездов и кнопок на технических приборах. С годами к этому набору добавились другие. И сегодня при подобном взгляде на себя она вздрагивает, брезгливо морщится и предлагает не ставить вопрос о власти.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Я предполагала, какие трудности меня ждут. Но не до конца понимала, что значит руководить своими товарищами.
Тема взаимоотношений с бывшими коллегами ее, похоже, волнует намного больше, чем эмоции по поводу собственного положения и самочувствия.
— Хорошо, а вы помните свой первый день в качестве главного режиссера? Как вошли в свой кабинет, например?
— Нет, не помню. Свою первую квартиру, как в нее въезжали, помню. Как сына в первый раз в роддоме принесли — тоже помню. А кабинет… Слушай, какой кабинет? Для меня главным было неудобство, страх, что я должна руководить теми, с кем я выросла. За эту неловкость я извиняюсь перед ними всю жизнь. Может быть, только в последние годы моя болезнь заслонила это главное обстоятельство моей жизни. Сменилось поколение актеров, но чувство вины осталось. А кабинет — это для меня как атрибуты власти — совсем не важен. Я долго стеснялась, что у меня есть секретарь и машина.
Итак, 1972 год для 39-летней Галины Волчек стал поворотным в судьбе. У нее на руках остался театр с труппой числом более ста душ и полное смятение в собственной душе — «что делать?» без вопроса «кто виноват?». Мудрости, судя по всему, ей хватило, чтобы принять все как есть и справляться со сложностями по мере их поступления.
Сейчас, когда Олега Ефремова нет в живых, я думаю, что он остался для нее учителем, который для своей ученицы сделал все — научил профессии, оставил театр.
1971
{МОСКВА. ПЛОЩАДЬ МАЯКОВСКОГО. «СОВРЕМЕННИК»}
С уходом Ефремова театр остался практически без репертуара: с афиш стали сходить спектакли, в которых играли артисты, ушедшие за Ефремовым. Ушли драматурги, и, значит, не было новых пьес. Ситуация на самом деле была тяжелейшая.