Галина Волчек как правило вне правил

— Галина Борисовна, вы извините, что я вмешиваюсь в ваш разговор, но я большая поклонница «Современника» и Чингиза Айтматова. Меня зовут Валя. Я слышала ваш разговор — я вас соединю.

В 1971 году Волчек и Табаков буквально заставили Айтматова написать для «Современника» «Восхождение на Фудзияму». Он был писателем их группы крови, как Волчек часто любит обозначать принадлежность к одной касте, ее территории, но никогда не писал пьес.

— Да я вообще не понимаю, как это — слева имя, а справа — что это имя говорит, — объяснял писатель Галине Волчек и Олегу Табакову, разыскавшим его в цековском санатории. Эта пара приехала в привилегированную лечебницу брать классика измором и добилась своего — он рассказал сюжет, который они уже вместе сделали пьесой.

С Чингизом Айтматовым, Калтаем Мухамеджановым и Галиной Соколовой перед репетициями спектакля «Восхождение на Фудзияму»

У «Фудзиямы» была какая-то стремительная судьба. Чингиз Айтматов оказался под стремительным напором современниковцев. Волчек стремительно, сразу же увидела решение спектакля на первой читке пьесы. И страшно удивилась этому обстоятельству, поскольку такое было первый раз в ее небогатой режиссерской практике. В то время как лауреат Государственной премии, народный депутат Айтматов читал сцену за сценой, она уже видела то, что не приходило в голову другим, — зал «Современника» как бы расступился в своей середине и на образовавшемся пустом пространстве появилась арена. Вокруг нее, как в цирке, сидели зрители.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Для меня было важным сделать спектакль тире диспут. Вовлечь зрителей даже визуально в диалог про время, про невозможность говорить о том, о чем говорить вслух было запрещено, — стукачество, доносы, предательство друзей. Так что наши начальники все правильно поняли, когда с «Фудзиямой» носились. Я сама придумала арену, понимая, что придется приспосабливаться, приноравливаться к зрителям. И как рассчитать, когда глаза их будут смотреть в спину артистов, когда видеть профиль, а когда эти глаза в необходимый момент встретятся с глазами героев?

Придумав себе очередную головную боль, без которой она на бессознательном уровне не мыслила ни одного спектакля, Волчек отправилась к Леониду Эрману, работавшему тогда заместителем директора театра, на разведку: какой урон ее художественная идея нанесет кассе театра. Дотошный и знающий свое дело Эрман сразу же ответил, что арена для «Фудзиямы» из 800 мест в зале съест почти треть, чем поверг Волчек в уныние, но не позволил ей пребывать в нем долго, поскольку сам увлекся ее идеей и, как показали дальнейшие события, сделал все, чтобы «Восхождение на Фудзияму» появилось в том виде, в каком ее увидела Волчек.

ЛЕОНИД ЭРМАН, директор «Современника»: — Вообще-то, она предлагала снять кресла в зале как-то несмело, я бы даже сказал, робко. Но мне-то как раз показалось, что она попала в точку. Я вообще верил в ее режиссерские идеи. Да, мы теряли из восьмисот мест примерно триста пятьдесят, но это не имело никакого значения. Главное, чтобы зазвучал спектакль. Мы теряли приличную сумму, но не стоит забывать, что в то время билеты стоили копейки, из бюджета нам выделяли копейки и зарплата была копеечная. Но я был уверен, что потери мы наверстаем успехом спектакля. В театре говорить об убытках не стоит, в театре впрямую ничего нельзя считать.

Новое пространственное решение вдохновило всех, и труппа с энтузиазмом принялась осваивать «манеж». Из общего «хора» выпал только сам писатель Айтматов, который так отреагировал на разрушение привычного вида зала:

— Зачем вы это делаете? Надо было горы нарисовать, облака, — высказался он задумчиво, но поддержки своего видения явно не нашел.

Было бы общим местом снова упоминать о цензурных трудностях на пути «Фудзиямы». Если перечитать ее сегодня, то можно только развести руками по поводу чиновничьей бдительности — да что же крамольного в содержании пьесы?

Четверка друзей-фронтовиков собралась, чтобы вспомнить былое. Но у встречи — горький привкус. Обнаружилось, что бывших фронтовиков многое не только объединяет, но и разъединяет. И прежде всего — их отношение к пятому другу, отсутствующему на этой встрече, — Сабуру, поэту, которого они все так любили. Когда в конце войны Сабур был несправедливо осужден, никто из четверых не решился встать на его защиту. Более того, один из них был даже причастен к несправедливому обвинению.

«Восхождение на Фудзияму». Репетиция

«Восхождение на Фудзияму». Сцена из спектакля