Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

«Эшелон» считался «невыездным» из зала на большую сцену. Я прошу Галину Борисовну рассказать, как это было, тем более что в «Эшелоне» сосредоточилось все главное в ее жизни — счастье и горе. Театральное и личное, в которых границы для нее давным-давно размыты. Приобретения и потери были высшего счета. Именно во время этих репетиций распалась их с Марком семья. Именно «Эшелон» вынес ее на мировой уровень, сделав первым режиссером, приглашенным из СССР в США. И когда? — в самый разгар «холодной войны».

— Галина Борисовна, вообще странно — вроде бы теме войны должен быть зеленый свет, а тут целая история.

— Сначала мне говорили, что «Эшелон» вообще нет смысла ставить, поскольку тема тыловая. Не те, мол, герои — какие-то простые бабы с детьми и барахлом. Тогда я предложила: «Давайте я сделаю эскиз всего спектакля в репетиционном зале, покажу вам. И если понравится комиссии, тогда его, может быть, разрешат перенести на большую сцену».


«Эшелон». Сцена из спектакля


Это была авантюра, хотя бы потому, что фурка-вагон не помещалась в репзале на пятом этаже, а без нее играть «Эшелон» действительно не было смысла.

В театре наскоро сделали подобие фурки, и на ней пятнадцать раз, если не больше, 25 актрис кувыркались перед комиссией.


ВЛАДИСЛАВ ФЕДЧЕНКО, исполнитель роли Славки: — Представь, на стуле у окна сидел начальник, а я у его ног, ну практически на его ботинках, изображал, как развожу костер, как сплю… Не представляю, как себя чувствовал этот человек.


С артистами на репетиции спектакля «Эшелон» в Москве


Галина Волчек на репетиции «Эшелона»


Борис Израилевич Волчек


Случайно оказавшиеся в зале плакали, а ответственные работники уходили с каменными лицами. Однажды после очередного показа Ляля Черная, приглашенная на роль цыганки, бросилась к начальнику Управления культуры:

— Ну вы можете сказать нам свое мнение?

— Потом, потом, — отмахнулся он с каменным лицом.

— Но неужели у вас нет чувств? — закричала она, и тот страшно покраснел.


МИХАИЛ РОЩИН, ДРАМАТУРГ: — Был один сногсшибательный момент в нашей работе. На сдачу спектакля пришел зав. отделом культуры исполкома Моссовета Покаржевский. Играли потрясающе. Но он встал после спектакля, ничего не сказал и в окружении своих клевретов молча направился к выходу. Ни спасибо, ни до свидания — ничего. Такая у них была манера ханжеская. Я догнал его почти что внизу. «Как же вы можете так уходить, ничего не сказав?» — «Нам надо посоветоваться, — ответил мне через губу, — нам надо составить мнение». — «Ну хорошо, мнения у вас нет. А впечатления у вас есть? Можете сказать мне, актерам?» В ответ он презрительно промолчал.

Одним словом, все получили свою полагающуюся порцию унижения.


Прогон 15 мая 1978 года оказался особенным в жизни Галины Волчек. Его она запомнила на всю жизнь.

— Я пришла перед прогоном к артистам — энергией своей подпитать, последние слова сказать. И вижу, что они как-то странно отводят глаза. «Почему вы такие несобранные?» — возмущалась я. Я и не догадывалась, что в тот момент они уже знали, что у меня умер отец.


Счет потерям на «Эшелоне» был открыт. Борис Волчек — может быть, самое интеллигентное лицо отечественного кинематографа, великолепный оператор, умер, как говорится, счастливой смертью. В тот день, когда в «Современнике» решалась судьба его единственной дочери, он был на «Мосфильме», где назначили очередное собрание. Встретился с Лидией Смирновой, пожал ей руку, пошатнулся и упал.


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Врачи сказали, что папа умер на месте. Со студии тут же позвонили в театр, и все договорились между собой мне ничего не рассказывать. Как я потом узнала, Миша Рощин пытался после прогона добиться ответа от чиновников и повторял: «У Гали несчастье. У нее отец умер», но и это не подействовало.

ЛИЛИЯ ТОЛМАЧЕВА: — Все решили, чтобы после спектакля я сказала Гале про отца. Мы спустились из зала, я говорю: «Галя, ты понимаешь, случилось очень плохое…» — «Что? — резко закричала она и остановилась. — Денис?» — «Нет, не Денис. Твой папа. Ему так плохо. Так плохо. Он умер». Мне показалось, что ее крик про сына самортизировал удар. Она замолчала и как будто согнулась.


«Эшелон». Сцена из спектакля


— Плакала?

— Нет. Не плакала. Галя вообще редко плачет. Я редко это видела. Последний раз — в Америке, в конце девяностых.


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Играли в тот день замечательно. Ну как не верить, что артисты способны на милосердие. Еще как способны. Не знаю, что со мной было бы, узнай я обо всем до прогона.


А я знаю — собралась бы, сжалась в кулак и стояла бы в кулисах, беззвучно глотая слезы.


С Михаилом Рощиным


В Москве одновременно вышли два «Эшелона» — в «Современнике» и во МХАТе, ефремовском и пока не разделенном по половому признаку. Пьесу Рощина в нем поставил замечательный режиссер Анатолий Эфрос с художником Давидом Боровским. Два «Эшелона» были конкурентами, но выиграл женский состав с Чистых прудов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр