Галина Волчек как правило вне правил

Он усмехается краешком губ. По-прежнему не торопясь излагает свой взгляд на тему. Берет следующую записку, читает. Медленно поднимает глаза:

— Скажите, кто автор этой записки?

Астрология в жизни Волчек — вещь более серьезная, чем это может показаться, и к банальным гороскопам не имеет никакого отношения. В ее жизни были предсказания, которые случайными совпадениями никак не назовешь. Был знак перед смертью Евстигнеева, автокатастрофой, в которую попал близкий человек, перед переменой в лучшую сторону для ее друга Гены Хазанова, который десять лет при советской власти числился в невыездных.

Она действительно назначает премьеры только на благоприятные дни и меняет шелковую подкладку берета с черной на белую согласно астрологическим рекомендациям.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Я не играю в астрологию, как ни во что вообще не играю. Я экстрасенсорикой стала интересоваться, как только появилась лаборатория Спиркина. Читала литературу и ходила туда по профессиональному интересу. Мне казалось, что актерская техника состоит в умении привести себя в определенное самочувствие или состояние. Потом перестала этим увлекаться, потому что из этого сделали бизнес. А тогда…

Она очень серьезно увлеклась новой наукой и, горя желанием поделиться со всеми своей страстью, пригласила в «Современник» профессора Спиркина, чтобы он прочитал лекцию артистам.

В тот день в зале на пятом этаже был биток — артисты, технари, чьи-то знакомые. Все очень внимательно слушали человека невысокого роста, который брал со стола бумажки, сложенные одни — вчетверо, другие — трубочкой, разворачивал. Неторопливо читал вслух и так же неторопливо отвечал на вопросы.

— Верите ли вы в переселение душ?

— Речь идет, как я полагаю, о реинкарнации?

Он усмехнулся краешком губ. Прочел следующую записку. Медленно поднял глаза:

— Скажите, кто автор этой записки?

Все оживились — что там такое написано? А Волчек всего-навсего спросила: «Душа — это для вас существительное или прилагательное?»

Репетируя «Трех сестер», со свойственным ей энтузиазмом она решила опробовать возможности экстрасенсорики в театре. Хотела, чтобы в сцене первой встречи Вершинина с Машей он физически потерял равновесие. До этого она не верила в чудо и призвала на помощь все выразительные средства — запускала круг, включала тревожную музыку. Но мечта о подкосившихся ногах царского офицера оставалась мечтой.

На одну из репетиций «Трех сестер» она позвала известного тогда экстрасенса, но, к ее сожалению, Гафт, игравший Вершинина, на репетицию не пришел. Тогда экстрасенс попросил обрисовать психофизический портрет Гафта, после чего резюмировал: «Самое слабое место у него — ноги». И добавил, обращаясь к Марине Нееловой: «Смотрите ему в глаза и мысленно открывайте консервную банку в области ноги».

На следующей репетиции Гафт неожиданно сказал партнерше:

— Слушай, а может, я сяду? Что-то мне тяжело стоять.

Волчек и сейчас уверена, что экстрасенсорика является значительной составной частью актерской профессии, и ужасно сердится, закипает у монитора, когда видит по нему во время спектакля фальшь на сцене.

Репетиции спектакля «Три сестры». С Мариной Нееловой и Валентином Никулиным

— Это не порыв, это суета, — комментирует она. — Нет посыла души, и руки как плети. Недобирает, недобирает. Энергетики нет.

В этот момент она в душе жалеет, что все паранормальные открытия стали источником дохода. А система Станиславского лишь увеличивает рост диссертаций. Она уверена, что многие вульгаризаторы системы выбросили из нее существенный компонент — состояние актера.

— А почему вы все же назначаете день премьеры только по указанию астролога?

— Потому что верю только в то, что над нами, в небе. Но не одна я, весь театральный мир состоит из суеверий. Не случайно же в Ирландии перед выходом на сцену артисты бьют друг друга под зад коленом и желают «дерьма». А у нас все интеллигентно — перо, пух…

Неформальность подхода к театру даже в ее играх. Однажды она придумала игру с двусмысленным названием «под одеялом», не представляя, на что себя обрекает.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Вечером я посмотрела фильм Вайды «Свадьба». Долго не могла уснуть, стала думать про Вайду, про фильм и вышла на эту игру.

Не залезая под одеяло, но оставшись в ночи один на один с собой, она задала себе три вопроса: 1. Что понравилось? 2. Что впечатлило? 3. Что повлияло на нее как на художника за 20 лет после окончания Школы-студии? (Ефремова она сразу вывела за скобки, как константу, не подвергаемую сомнению.)

— Я-то думала: раз-два, но жесткие правила, которые я поставила, обеспечили бессонную ночь. Я спросила себя: «Зори здесь тихие» — спектакль Любимова? Да, я была в восхищении, но это не повлияло на меня. Солженицын? Да, но скажи себе, что из Солженицына?

Результат трудной ночи определил ее приоритеты:

— Микеланджело

— весь итальянский неореализм