Рассказ часто прерывался. Много усилий тратилось на борьбу с волнами. Не так легко ребенку было удержаться на плаву посреди неспокойного океана. Бессребреник сочувственно смотрел на него. В сердце затеплилась нежность. Сам-то он был силен, вынослив, привык к трудностям и лишениям.
— Держись, малыш, — шептал он. — Я тебя спасу.
Мальчик почувствовал в голосе джентльмена искреннее расположение.
— Вы так добры, сударь! Но я не выдержу. Мне холодно, и у меня нет сил. Я умру.
— Не говори так. Нас куда-нибудь прибьет. Океан велик, но где-нибудь отыщется островок… кусочек суши или что-нибудь еще…
В глубине души Бессребреник ни на что не рассчитывал, но хотел подбодрить хрупкое существо, такое крохотное в огромном океане. Ребенок терял силы на глазах, соскальзывал с доски, и по его трясущемуся от холода тельцу пробегали безжалостные волны.
Джентльмен снял с себя пояс и привязал малыша к балке. Освободились затекшие от напряжения руки, стало свободнее дышать. Негнущимися, заледеневшими пальцами Жорж коснулся руки своего друга и слабо пожал ее.
Наступила ночь. Быстро, без сумерек. Черное покрывало накрыло черный океан. Только изредка в глубине вспыхивали и гасли фосфоресцирующие огоньки. Тело свело от холода. Жизнь уходила, на этот раз навсегда. Скоро начнется предсмертная агония. Жорж пытался призвать на помощь все жизненные силы, благодаря которым в чрезвычайных обстоятельствах всегда находил путь спасения. Но как бы велика ни была энергия человека, как бы прочен ни был материал, затраченный природой на его изготовление, всему положен предел.
Бессребреник думал о своем маленьком друге. Чтобы спасти его, он готов был пожертвовать собой.
— Я твой тезка, — признался наш герой, пытаясь отвлечь мальчика, ставшего первым, перед кем приоткрылась завеса таинственности, скрывавшая прошлое Бессребреника.
— Как ты себя чувствуешь, Жорж? — спрашивал он осипшим голосом.
Прерывающимся, дрожащим шепотом тот отвечал:
— Плохо, сударь… я пытаюсь бороться, потому что вы этого хотите… не хочу вас огорчать… вы такой добрый! Но у меня нет сил… и мне не страшно умирать. Моя жизнь — сплошное мучение.
От этих слов у мужчины перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы.
Проходили часы. Монотонный плеск воды вселял в их души ужас. Оба молчали. Холод сковал мышцы. Не шевелились губы, нарушилось дыхание. Несколько раз вместо воздуха в легкие джентльмена попадала вода. Начался кашель, болезненный, долгий, раздирающий грудную клетку. Бессребреника преследовала мысль:
«На этот раз мне не выбраться».
Потом он кричал исключительно для того, чтобы услышать звук человеческого голоса:
— Жорж, малыш, ответь мне!
Мальчик еле слышно стонал, порой его сотрясали рыдания, и сердце Жоржа-старшего болезненно сжималось.
От холода, усталости и голода начались галлюцинации, постепенно вытесняющие реальность. Джентльмену виделись большие города, залитые электрическим светом, толпы нарядно одетых людей на улицах. Их сменяли океанские суда, мчащиеся на полной скорости поезда, степи, погони, кровавые драки.
В калейдоскопе вещей и лиц вдруг возникло видение — очаровательная белокурая женщина с сияющими глазами.
— Клавдия…
Потом видение растворилось, наш герой впал в забытье.
ГЛАВА 23
Время тянулось бесконечно долго. Холод сковал конечности, замирало биение сердца, еще теплилась жизнь — с хрипом вырывалось дыхание, изредка прояснялось в глазах, и тогда Бессребреник видел сверкающие в небе звезды. Он хотел закричать, позвать мальчика, но из груди не вырвалось ни звука, лишь из гортани поднялось клокотание и зазвенело в ушах. Он удивился, услышав ответный стон ребенка, даже не стон, а жалобный зов живого существа, в лицо которому смотрит смерть, безжалостная и неотвратимая.
«Жорж умирает… — вяло шевельнулась мысль в голове джентльмена. — Мы оба умираем».
В тумане угасающего сознания снова возникли звезды. Губы шепнули:
— Это, наверное, к лучшему.