— Черт возьми! Я почти пьян! Ну уж это верх оригинальности: быть без гроша, сидеть на необитаемом острове, почти голым и босым, и пить шампанское по семь долларов за бутылку!
Смакуя каждый глоток, путешественник медленно выпил все до капли. По телу разлилось тепло, в ушах зашумело, Жоржа охватило чувство блаженства. И, забыв весь ужас своего положения, наш робинзон стал строить безумные планы, петь, свистеть и прыгать на берегу своей тюрьмы. Целый час абсолютного счастья!
Затем возбуждение улеглось, мечты рассеялись, как дым, печальные мысли нахлынули разом — о прошлом, о погубленной жизни — из груди вырвался вздох, в душе поднимался протест: «Так и погибнуть на этих рифах?!»
До сих пор удача не изменяла ему, а теперь?.. Мысль, что никто не узнает его настоящего имени, и он погибнет, как безродный авантюрист, тяготила. Скрываться за псевдонимом уже не было нужды. Пора сообщить людям свое настоящее имя.
«Такое имя, как у меня, незачем скрывать».
Взгляд упал на пустую бутылку. Ее содержимое доставило пусть кратковременную, но настоящую радость.
«Рассказать о жизни… о себе… Запечатать и бросить в море. Такие поплавки бросал в Атлантику принц Монако во время научной экспедиции, и все они пришли по назначению, то есть добрались до цивилизованных мест. Почему же ЭТОЙ бутылке не попасть в руки тех, кто сможет мне помочь?»
У джентльмена не было ни перьев, ни бумаги, ни чернил, но разве такие пустяки способны остановить столь решительного человека, как наш герой?
Он вспомнил, что все знаменитые узники писали или на собственных рубашках, или на носовых платках. Носовой платок Жоржа уцелел, несмотря на все перипетии. На этот раз он уделил его стирке особое внимание: добавив в пресную воду золы, добился идеальной белизны.
Перо джентльмен позаимствовал у голубя, который примостился к нему на плечо. Осторожно сняв птицу, робинзон выдернул его из крыла.
С чернилами оказалось еще проще. Очинив перо, он обмакнул его… разумеется, в кровь. Сначала ему пришла в голову кощунственная мысль использовать голубиную кровь, но Бессребреник тут же отогнал ее.
«У меня достаточно собственной крови…» — И сделал надрез на тыльной стороне левой руки. В ранке набухла розовая капля, и, растянув на коленях платок, островитянин начал свое повествование:
Перечитав написанное, он улыбнулся.
— Довольно загадочное начало, но совсем неплохо.
Вопреки опасениям, перо оставляло четкий след, кровь быстро высыхала и не расползалась. Но времени на каждую букву уходило порядочно. Джентльмен снова взялся за работу и продолжил необычные мемуары.
«Около года назад меня узнали в Америке под псевдонимом Бессребреник. Доведенный до отчаяния жизненными обстоятельствами, я решился на самоубийство, но осуществил свое намерение не совсем обычным способом. Употребив последние деньги на рекламу, взбудоражившую всю Америку, я положился на волю случая, и случай выбрал за меня — заменил самоубийство на кругосветное путешествие без гроша в кармане, которое необходимо было проделать за год. Я ставил на карту жизнь, а мой партнер — два миллиона долларов.
Успев немало с начала своего путешествия, я оказался один на пустынном острове в океане. Я не считал дни с того момента, как меня выбросило на берег, и не знаю, истек ли срок моего пари… Возможно, у меня еще есть время…
Прошу тех, в чьи руки попадет сие письмо, предпринять тщательные поиски. К сожалению, не имею возможности указать свои координаты. Атолл, на котором я нахожусь, расположен вблизи курса американского судна „Бетси“, которое я покинул вследствие чрезвычайных обстоятельств. В судовом журнале должна сохраниться запись об этом происшествии. Теперь я должен рассказать о себе. Мне необходимо, чтобы отдельные лица знали, кто я, и не считали меня заурядным авантюристом.
Я — граф Жорж де Солиньяк, единственный потомок старинной и славной фамилии из Лангедока[197]
. Родители мои умерли рано. Не получив в наследство ничего, кроме громкого имени, ваш покорный слуга навлек на себя, к несчастью, гнев влиятельных родственников. Их не устраивало мое увлечение театром и литературой; сама возможность появления на сцене молодого де Солиньяка вызывала бурю негодования. Чем успешнее были мои первые шаги в искусстве, тем меньше это нравилось им. Наконец, маркиз де Шербург, дядя по материнской линии, решил, что потомку рыцарей, известных со времен первых крестовых походов, не пристало заниматься столь неподходящим ремеслом и что служба рядовым в армии положит начало блестящей карьере его племянника.