Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи

Когда мимо милого дома
Утрами я прохожу,
То с радостью, о, моя фройляйн,
В окошко твое гляжу.

Я чувствую взгляд темно-карих
Твоих вопрошающих глаз:
«Кто Вы? Вы больны? Что Вам надо?
Чего не хватает сейчас»?

И мысленно ей отвечаю,
Что я — известный поэт,
Что в нашем немецком крае
Меня известнее нет.

Как многие, тоже страдаю,
Печален, хоть и знаменит,
О лучшем я, фройляйн, мечтаю,
А сердце саднит и болит.

Перевод Светланы Гончаренко:

Когда прохожу я в печали
Уютный и тихий твой дом,
То радость меня наполняет, —
Я вижу тебя за окном.

Взгляд карий меня провожает,
Вопрос посылая вослед:
«Кто ты? Что тебя угнетает,
Бедный, больной человек?»

Я — просто поэт немецкий.
Прославлен в Германии всей,
Людей называя известных,
Ты вспомнишь о славе моей.

А то, что меня угнетает,
Терзает немало людей.
Кто сильные боли узнает,
Тот вспомнит о боли моей.

Скорее всего, первая версия ближе к мысли автора, но этого нельзя понять, не зная контекста: когда и при каких обстоятельствах было написано это стихотворение. Это еще одна из сложностей перевода: даже правильно переведя все слова, не всегда правильно понимаешь их смысл.

История о том, как одна девица превратилась в трех

А вот еще пример самого невинного «обмана» читателя переводчиком.

Есть очень известные ирландские юмористические стихотворения — лимерики, которые начали складывать в городе Лимерике, а потом продолжили путешествие по всему миру. Они имеют достаточно строгую форму:

— в первой строке указывалось место жительства героя или героини или какие-то его отличительные признаки;

— во второй — что этот герой делал;

— в третьей и четвертой — к каким последствиям это привело;

— пятая повторяла первую с некоторыми вариациями.

Сначала, как легко догадаться, лимерики писали на гэльском, потом — на английском, потом — на всех языках подряд. Но необходимость строго выдерживать форму порождала сложности при переводе. Вот классический пример.

Очень известный лимерик Редьярда Киплинга:

There was a Young Lady of Niger,
Who smiled as she rode on a tiger;
They returned from the ride
With the Lady inside,
And the smile on the face of the tiger.

Жила-была юная леди из Нигера,
Которая улыбалась, когда гарцевала на тигре;
Они вернулись из поездки,
Но леди была внутри,
А улыбка на морде тигра.

Первая проблема, вставшая перед переводчиком, заключалась в том, что в английском языке Niger и tiger отлично рифмуются. А вот в русском «Нигер» и «тигр» не рифмуются никак. Можно было бы превратить «тигра» в «тигера», но это все равно не поможет, так как в русском языке, в отличие от английского, слова изменяются по падежам, и получилось бы, что «юная леди из Нигера каталась на тигере», а это ничуть не лучше.

В 1956 году Самуил Яковлевич Маршак попробовал перевести этот лимерик, и вот что у него получилось:

Улыбаясь, три смелые леди
Разъезжали верхом на медведе.
Теперь же все три — у медведя внутри,
А улыбка — на морде медведя.

Легко заметить, что содержание стихотворения сильно изменилось. Одна леди превратилась в трех, а тигр — в медведя. Видимо, Маршака это беспокоило, и через восемь лет он попытался снова перевести этот лимерик:

Улыбались три смелых девицы
На спине у бенгальской тигрицы.
Теперь же все три — у тигрицы внутри,
А улыбка — на морде тигрицы.

Тигр остался тигром (правда поменял пол, чтобы больше подходить к слову «девицы»). Но девиц (леди) снова три — а не одна. Правда, идея стихотворения от этого не пострадала.