Гамбит Королевы

Больше всего Хьюика беспокоит, что во время прогулки по притонам и трущобам Юдалл может напороться на чей-нибудь нож. Он почти готов обнаружить раздетый труп своего любовника в канаве. В сумерках узкие улочки кажутся особенно опасными, и Хьюик чувствует нарастающую тревогу. Морось сменяется дождем. Ступая по лужам в туфлях из оленьей кожи, Хьюик жалеет, что не выбрал обувь покрепче, и злится на своего любовника, из-за которого вынужден теперь блуждать по грязному лабиринту, а еще на себя за свою предсказуемость: Юдалл, разумеется, знал, что Хьюик последует за ним.

Все тело зудит — раздраженная кожа плохо переносит высокую влажность. Прижав к носу букетик розмарина, чтобы перебить уличную вонь, Хьюик заглядывает в окна и заходит то в один притон, то в другой, ориентируясь по взрывам грубого смеха и обрывкам музыки, несущимся из подвалов. На углу ему встречается попрошайка — черная от грязи девушка в разорванном платье. Хьюик мог бы дать ей монету, но хорошо знает, что останавливаться и доставать кошелек в таких местах опасно; к тому же компании воров часто используют таких вот жалких девушек как приманку. Поэтому он проходит мимо, продолжая злиться на Юдалла.

Завернув за угол, Хьюик слышит оклик — попрошайка последовала за ним и что-то кричит на бегу. Чтобы отвязаться, он бежит к реке, шлепая по лужам и бормоча проклятия. За спиной слышатся топот и шелест юбок. Хьюик, тяжело дыша, ускоряет бег.

— Доктор Хьюик, остановитесь, пожалуйста! — кричит попрошайка.

Он вздрагивает. Откуда она знает, как его зовут? Что за подлую ловушку ему расставили? Наверняка неподалеку скрываются сообщники! Надо как можно скорее добраться до реки, где дожидается лодка.

— Доктор Хьюик!.. — все кричит попрошайка. Для девушки у нее поразительно быстрые ноги.

Почувствовав колотье в боку, Хьюик сворачивает за угол в надежде спрятаться в какой-нибудь нише — и натыкается на высокую стену. Сердце стучит в ушах. Он резко оборачивается, ожидая увидеть толпу головорезов, однако попрошайка стоит перед ним одна. Хьюик наскакивает на нее и заламывает ей руки за спину, задыхаясь от вони немытого тела.

— Умоляю, отпустите! — кричит девушка, вырываясь, словно дикая кобылица.

— Где остальные? — грозно спрашивает Хьюик, крепче сжимая ее руки.

— Нет никаких остальных, доктор Хьюик!

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Он опасается, что попал в изощренную ловушку, цель которой поймать и убить Юдалла.

— Вы меня не узнаете? Я Дороти Фаунтин, служанка королевы!

Присмотревшись внимательнее, Хьюик понимает, что платье на попрошайке, пусть и грязное, сшито из хорошей шерсти, а в глубоко посаженных глазах и очертаниях губ видится что-то знакомое. Он отпускает девушку, и та, развернувшись к нему лицом, обезоруживающе улыбается.

— Видите, это я!

— Дот?.. — неуверенно переспрашивает Хьюик.

Она радостно кивает и шепчет:

— Слава Богу!

— Как же ты оказалась в этих чудовищных трущобах?

— История долгая, доктор Хьюик, а здесь мне грозит опасность… Попрошайничать меня заставил один человек, и он будет искать меня, чтобы забрать выручку.

Дот неожиданно умолкает и всматривается куда-то вдаль. Оглянувшись, Хьюик видит огромного мужчину с собакой на веревке.

— Это не он, — с облегчением вздыхает Дот. — Но мне надо как можно скорее выбраться отсюда!

Хьюик берет ее за руку и спешит к реке. Лодочник, ворча, требует двойную плату за ожидание. Усаживая Дот в лодку, Хьюик представляет, сколько радости ее возвращение доставит Екатерине. Бедняжка дрожит, и он укрывает ее своим камзолом, отмечая, как она исхудала.

— Тебе необходим хороший ужин, Дороти Фаунтин, а еще новое платье!

И они весело смеются.

В пути Хьюик расспрашивает Дот о том, что ей довелось повидать в Саутварке.

— Много такого, что и вспоминать не хочется, — отвечает она. Свет факела выхватывает из темноты ее лицо. Немного помолчав, Дот добавляет: — У каждого свой талант, доктор Хьюик. Мой — хранить секреты.

Винздорский замок, Беркшир, октябрь 1546 года

Дот вернулась — пугающе худая и молчаливая, лишь вкратце рассказала о Ньюгейте и не захотела говорить, где пропадала так долго. Екатерина не настаивает — достаточно того, что та цела и в безопасности спит рядом. В темноте она с нежностью прислушивается к ровному дыханию Дот и горько винит себя в ее бедах. Екатерине так хотелось приносить пользу — употребить свое высокое положение ко всеобщему благу, подать пример простой искренней веры в Господа, — что в этом стремлении она подвергла своих близких большой опасности, и тяжелее всего пришлось Дот — бедной Дот, самой невинной из всех.

Теперь в покоях королевы нет ничего подозрительного. Книги, молитвенники, бумаги отосланы или уничтожены; никто не шепчется о новой вере, не обсуждает превратности перевода, не спорит о толкованиях. Екатерина подвергает суровой цензуре все свои мысли, а главное — слова. Отныне дамы занимаются исключительно шитьем и вышиванием. Они променяли перья на иглы и целыми днями вышивают бессмысленные тексты сложными узорными буквами.