Гамбит Королевы

Широко распахнув дверь камеры, запыхавшийся Элвин радостно объявляет:

— Нелли, мне велено тебя отпустить!

— Как так? — переспрашивает Дот, не веря своим ушам. Тут что-то нечисто. Может, явился Ризли с очередным допросом? Или ее отправляют на виселицу? — Если это шутка, Элвин, то несмешная.

— Честное слово, Нелли, мне приказано тебя освободить!

— Но…

— Ты просидела тут так долго, что главный надзиратель послал к лорду-канцлеру узнать, что с тобой делать. И слава Богу! — В волнении Элвин хватает Дот за плечи. — Как выяснилось, про тебя все забыли, и ты могла остаться тут навсегда! Видно, лорд-канцлер не добился от тебя, чего хотел.

— Благодарение Господу! Подумать страшно, что мне пришлось бы провести здесь всю жизнь.

— А еще знаешь что, Нелли? — возбужденно продолжает Элвин. — Лорд-канцлер поплатился! У меня двоюродный брат работает в уайтхолльских конюшнях — так вот он говорит, что тот попал в немилость. Несправедливо обошелся с королевой и опозорился!

— Значит, королева не в Тауэре? — неосторожно удивляется Дот.

— С чего бы ей там быть? Со времен Екатерины Говард королев туда не отправляли.

От волнения у Дот кружится голова. Ее выпускают — просто так! Есть на свете чудеса.

Элвин провожает ее к надзирателю, чтобы расписаться в книге учета, а потом до ворот. Она возвращает ему Лютера.

— Спасибо! Только благодаря этой книге я не сошла с ума. — Поцеловав краснеющего Элвина в щеку, она добавляет: — Прощай! Искренне надеюсь никогда с тобой больше не увидеться.

Ухмыльнувшись, Элвин признается:

— Я очень боялся, что тебя отправят на костер.

При мысли об этом по спине у Дот пробегают мурашки. В нерешительности остановившись перед дверью, она уточняет:

— Что же, я могу просто взять и выйти?

Элвин кивает. Дот чудится, что перед ней распахнулась дверь в рай — на брусчатку льется солнечный свет, снаружи долетают крики рыночных торговцев.

— Знаешь, — шепчет она Элвину на ухо, — теперь я могу признаться: на самом деле я не Нелли Дент.

Он смотрит озадаченно.

— Меня зовут Дороти Фаунтин, для знакомых просто Дот, и я служу королеве Англии!

Элвин замирает, разинув рот, а она спокойно выходит за ворота — и попадает в другой мир. Скворцы весело скачут по мостовой в поисках крошек; кот потягивается на солнышке; на ветвях яблони искрится паутина, в центре которой паук пожирает муху; по синему небу бегут белые облака. Дот глубоко, будто впервые в жизни, вздыхает, подбирает с земли большое красное яблоко и с наслаждением впивается в него зубами. По губам течет сладкая сочная пена, и Дот вновь думает о рае.

* * *

На рынке торговцы наперебой нахваливают свой товар. Мальчишка гонит стадо блеющих овец, которые так и норовят разбрестись в разные стороны, и собака слушается окриков маленького пастуха не более охотно, чем овцы. Дот садится на ступеньку и смотрит, как вокруг кипит жизнь.

Хитрые торговцы норовят выжать все до последнего пенни из господских слуг, пришедших на рынок за рыбой и хлебом. Женщина роняет корзину с капустой, и все бросаются наперегонки за кочанами. Мальчишки из пекарни нараспев выкрикивают: «Вкусный свежий хлеб к столу-у!» — хотя хлеб пахнет так аппетитно, что не нуждается в дополнительной похвале. Дот наслаждается теплом и свободой. Не смотрит она только на мясные ряды: подвешенные на крюках туши и глухой стук ножей напоминают о том, что хочется забыть.

Постепенно торговцы расходятся, и толпа редеет. Молоденькая девушка протягивает Дот мятый пирог, негодный для продажи, и не желает слушать возражений — должно быть, у Дот жалкий вид, раз ей с такой готовностью предлагают дармовую еду. В подоле все еще зашит серебряный пенни; он пригодится, чтобы добраться до Уайтхолла. Лучше всего доплыть на лодке — одинокой девушке не стоит бродить по улицам вечернего города.

Свободная лодка всего одна — украшенная для романтических катаний по реке. Лодочник разодет во все красное с бантиками и пряжками. За короткую поездку до Уайтхолла он требует серебряный пенни целиком: «Это тебе не какая-нибудь лодка, а для настоящих принцесс!» Хотя Дот понимает, что это сущий грабеж, ей все равно. В конце концов, не на такой ли случай она берегла этот серебряный пенни? К тому же Екатерина выдаст ей целых четыре фунта — наследство от Маргариты.

На прощание Дот целует свой пенни и шепчет: «Благослови тебя Господь, мама!» Одному Богу известно, где мать вообще взяла эту монету, — в семействе Фаунтин серебряные пенни не водились. Это наводит ее на мысли о родных. Допился ли брат до могилы, как пророчил отец, когда тот вечерами возвращался пьяный, бился о потолочные балки и с грохотом ронял посуду? А Малютка Мин, должно быть, уже вышла замуж… Интересно, за кого.

Потом мысли Дот обращаются к Екатерине, и ее охватывает волнение в предвкушении скорой встречи. А еще Дот вновь тянет к Уильяму. Хорошо будет хотя бы просто дружить с ним — учитывая, что он женат и наверняка успел обзавестись кучей детей, о которых Дот старается не думать.

* * *