Гамбит Королевы

— Хотел бы я вас обрадовать, Кит, но увы… — покачал головой Хьюик и добавил, увидев, как опустились уголки ее рта: — Он не рискнул бы ничего сказать — ни мне, ни кому-либо другому. Слишком опасно.

Хьюик придумал это, чтобы ее утешить, хотя вполне вероятно, что все так и есть. Он не стал говорить, каким на самом деле считает Томаса Сеймура и как рад его отъезду, — это было бы жестоко.

* * *

Сейчас Екатерина наверняка рада, что не сидит на помосте рядом с королем. Слуги приносят сладости — желе, взбитые сливки с вином, засахаренные фрукты. Последним вносят блюдо с белым марципановым оленем в натуральную величину — реалистичным, как творение Микеланджело. Рога оленя изготовлены из сахара, грудь пронзена стрелой. Четыре человека несут блюдо мимо притихших придворных, лишь там и тут раздаются возгласы изумления. Носильщики останавливаются во главе стола. Все гадают, как они будут поднимать блюдо на помост, однако носильщики не двигаются с места. Люди встают, чтобы рассмотреть, кому же предназначен изумительный олень. Хьюик тоже встает и подходит поближе, надеясь, что ошибается.

Конечно, он угадал. Олень — символ любви, а стрела, пронзившая его сердце, не нуждается в пояснениях. Это признание короля.

Екатерина поднимается, сияя фальшивым восторгом. Она бросает робкий взгляд на короля, тот кивает с торжествующей улыбкой и посылает ей воздушный поцелуй. Зал взрывается аплодисментами. Стэнхоуп не удается скрыть разочарование, и Хьюик невольно рад ее досаде.

Екатерина делает вид, что счастлива, однако Хьюик догадывается, о чем она думает — о прикосновении толстых пальцев.

— Выдерните стрелу! — приказывает король.

Екатерина повинуется, и из груди оленя хлещет красное вино со специями, заливая алой кровью белое тело. Слуга подставляет кубок под струю, а потом вручает королю. Тот поднимает кубок в направлении Екатерины, выкрикивает: «За любовь!» — осушает одним глотком и отбрасывает. В полной тишине разносится звон металла. Зал вновь разражается аплодисментами. Судьба Екатерины решена, и все присутствующие тому свидетели.

* * *

За ней приходит Хартфорд. Екатерина идет следом по длинной галерее, и со спины его плечи и пружинящая походка так напоминают Томаса, что ее охватывает новый приступ тоски. Король ожидает в личных покоях, уперев руки в бока и широко расставив толстые ноги в белых чулках, как на портрете кисти великого Гольбейна, что висит в Уайтхолле. Екатерина видит в этом гротескную пародию: человека с портрета в нем можно узнать только по украшениям и дорогому наряду, расшитому золотом. В небольшой комнате он кажется огромным, и рядом с ним Екатерина чувствует себя куклой в маленьком домике, куда небрежный ребенок засунул слишком большую игрушку.

Король широко улыбается и приподнимает голову Екатерины за подбородок. Хартфорд, пятясь, выходит из комнаты и закрывает дверь. Он никогда не нравился Екатерине, а теперь ей хочется умолять, чтобы он остался. Она еще ни разу не была с королем наедине, догадывается, что ей предстоит, и отчаянно ищет способа этого избежать.

Однако голос короля поражает Екатерину нежностью. Он просит ее присесть и предлагает ей вместе полистать Часослов, принадлежавший его отцу. Тонкая роспись, сочные краски, искусная позолота захватывают Екатерину, и на время она забывает, что этот нежный старик, осторожно листающий пергаментные страницы, — на самом деле король. Он отмечает в тексте то одно, то другое интересное место, а потом кладет Екатерине на ладонь засушенный цветок, прятавшийся между страниц.

— Эту примулу вложила в книгу моя мать, когда я был еще ребенком.

Невесомый цветок внезапно становится тяжелым, как прошедшие десятилетия.

— Пожалуйста, возьмите, я боюсь ее сломать, — шепчет Екатерина, опасаясь своим дыханием повредить крошечный фрагмент наследия Тюдоров.

Король сравнивает ее с розой — пустой комплимент, — затем переводит фразу, нацарапанную его отцом на латыни рядом с изображением распятого Христа: «Артур, покойся с миром». Екатерина знает латынь не хуже короля, но неожиданно для себя самой не подает виду.

— Это о моем брате[28], — поясняет король.

Она кивает, осторожно касаясь паутины слов пальцем:

— О принце Артуре.

— Я тоже познал утрату, — говорит король.

— Да… — шепчет Екатерина.

— Ваш муж сильно страдал, но теперь он у Господа, а вам следует жить дальше.

Действительно ли Латимер у Господа? Или, учитывая обстоятельства его смерти, совсем в другом месте? Мучительно переживая о содеянном, Екатерина молчит, и король принимает это за восхищение. Может быть, она и впрямь немного восхищена. Сейчас, когда ей предстоит внести свою лепту в историю, Екатерина не знает, что и думать.

— Я хочу, чтобы вы стали моей королевой, — говорит король.