Гамбит Королевы

Это слово она узнала от Уильяма Сэвиджа. Тот за несколько месяцев никак не дал о себе знать, и Дот тоскует, хотя и старается выбросить ерунду из головы — в конце концов, Уильям Сэвидж не Ланселот, а простой мужчина, переспавший с глупой девчонкой. Только ведь он научил ее читать и не раз говорил: «Нет на свете другой такой девушки, как ты, Дороти Фаунтин, и ни с кем мне не приятно проводить время так, как с тобой!» Станешь ли такое говорить, только чтобы потискать девчонку в амбаре? Для этого достаточно похлопать какую-нибудь Бетти по заду да предложить ей кружку эля. Однако почему тогда он не пишет? Научил ее читать — и не прислал ни словечка. Может, боится, что письмо попадет не в те руки и у Дот будут неприятности?.. Хотя более вероятно, что Уильям о ней просто забыл.

Как-то раз Екатерина сказала, что скучает по его игре на верджинеле. Дот так и подмывало спросить, где он и вернется ли ко двору, однако она побоялась невольно выдать свой секрет голосом или румянцем. К тому же Уильяма не было так давно, что она с трудом вспоминает его лицо; он превратился в призрачный образ — вроде нечетких отпечатков, что оставляют осенние листья на влажных каменных плитах. А теперь сердце переполняет боль за Маргариту, и для любви просто не осталось места.

* * *

Маргарита читает и перечитывает книгу, которую Елизавета прислала королеве на минувшие новогодние праздники. Это написанный ее рукой перевод какого-то текста на английский и латынь в красно-зеленом переплете. Когда книга прибыла ко двору, дамы передавали ее из рук в руки, восхищенно ахая. Дот удалось прочесть только название — «Зерцало грешной души»[54], — а потом кто-то вошел, и пришлось делать вид, что она просто вытирает пыль со стола.

Досадно признавать, однако для такой маленькой девочки, как Елизавета, это в самом деле поразительная работа. У нее есть то, чего нет у других; не блестящий ум и не королевская кровь (Мария ведь тоже дочь короля, однако совсем не такая) — нет, некая непостижимая и неизмеримая сила, заставляющая влюбляться и мужчин, и женщин. Дот, впрочем, устояла. Она понимает, что завидует, а зависть — смертный грех; однако именно Дот, а не Елизавета осталась рядом с Маргаритой, когда та в этом больше всего нуждается. Именно Дот лежит рядом с ней и тихонько поет колыбельные, обтирает ее горящий лоб влажной тряпкой и поит ее бульоном, когда Маргарита не в силах сама держать миску. Именно Дот слушает, как Маргарита хриплым голосом зачитывает пассажи из книги Елизаветы. Дот сожгла бы книгу, если бы это не разбило Маргарите сердце.

— Дот, — сонно шепчет Маргарита, — ты здесь?

— Здесь.

— Можешь принести мне бумаги?

Сегодня она выглядит бодрее, и когда садится в постели, в сердце у Дот загорается огонек надежды. Однако Маргарита объявляет:

— Я хочу написать завещание. Пожалуйста, отправь за нотариусом.

Хочется кричать: «Зачем вам завещание! Завещания для покойников!» — но Дот молча кивает и ставит на кровать маленький столик.

— Я схожу за микстурой и скажу вашей матушке, что вы послали за нотариусом.

* * *

Вскоре после этого Маргарита становится совсем плоха. Екатерина теперь тоже проводит все время у ее постели, а Дот старается себя чем-нибудь занять, лишь бы не думать о происходящем. Каждый вдох дается Маргарите с трудом и явно причиняет чудовищную боль, хотя она молчит.

Приходит священник, пахнущий ладаном, и бормочет отпущение грехов. Все молчат. Время как будто остановилось.

Потом Маргарита умирает.

Священник тихонько уходит, а Дот и Екатерина молча сидят у постели, на которой остывает тело.

— Помоги мне, Дот. Мы оденем ее в лучшее платье, — наконец говорит Екатерина.

— А бальзамировщики?

— Вечером придут люди — помолиться за нее. Я хочу, чтобы они запомнили ее прекрасной.

Вместе они обмывают окоченевшее тело Маргариты — осторожно, словно боясь причинить ей боль. Чтобы не сойти с ума, Дот представляет, что это деревянная кукла.

А потом кувшин с водой выскальзывает из рук, разбивается на куски, и Дот, упав на мокрый пол, рыдает так, будто разбилось ее собственное сердце. Екатерина опускается на колени рядом с ней, и цветная вышивка, намокнув, линяет на желтую ткань ее дорогого шелкового платья. Обнявшись, осиротевшие женщины с плачем раскачиваются из стороны в сторону, и так их застает смущенный паж.

Дворец Гринвич, Кент, июнь 1545 года

— Что за бедлам тут творится? — спрашивает Екатерина, входя с Кэт Брэндон в свои личные покои.

Риг отчаянно облаивает Франциска, который примостился на спинке стула, подобрав длинный хвост, и обсасывает сливовую косточку. В лапке у обезьянки зажата любимая игрушка Рига — деревянная мышка. Екатерина так и не полюбила своего нового надоедливого питомца: дважды он пытался ее укусить, а бедняжке Дот без конца приходится за ним убирать, однако избавиться от обезьянки не поднимается рука.

Песик Кэт присоединяет свой тонкий голосок к лаю Рига, и Франциск дразнит их, размахивая мышкой.