Гамбит Королевы

— Гардинер, фу! — прикрикивает Кэт, и к лаю присоединяется веселый смех. Первый раз Екатерина по-настоящему смеется после смерти Маргариты.

— И как только ты решилась назвать его Гардинером! — восклицает идущая следом Анна. — Я бы не посмела.

— Да, в этом вопросе рассчитывать на чувство юмора епископа не приходится, — соглашается Кэт.

— А у него есть такое чувство? — удивляется Екатерина.

— Когда рядом мой муж, Гардинеру приходится делать вид, что есть, хотя это больше похоже на конвульсии, чем на добродушный смех.

Раскрасневшийся слуга хватает Рига за усыпанный драгоценными камнями ошейник, а другой рукой пытается поймать песика-Гардинера, который от возбуждения надул лужу. Дот подтирает за ним и ухитряется отобрать мышку у Франциска, Кэт подхватывает песика на руки, и все наконец успокаивается.

Подруги устраиваются на подушках в лучах света, льющегося в окна. Предыдущие несколько недель лило так, будто на дворе апрель, а не июнь, и теперь все радуются солнечной погоде. Однако, несмотря на ясное небо, дамы одеты в мрачные черные платья — со смерти Маргариты не минуло еще и трех месяцев. Богато украшенные траурные одежды из парчи и шелка напоминают Екатерине оперение тауэрских воронов, которое в солнечных лучах отливает всеми цветами радуги.

Дот тоже получила черное платье из хорошей черной фланели и к нему новый чепец. Наряд ей идет, хотя она уже потеряла воротничок и порвала юбку — видно, зацепившись за что-то. Екатерина находит эту неуклюжесть и простоту трогательной, особенно при дворе, где все безупречны и лживы. После смерти Маргариты Дот стала ей еще дороже, и в душе Екатерина считает ее своей дочерью в большей степени, чем высокородных падчериц. Общее прошлое роднит, тем более такое.

* * *

В коридоре Стэнхоуп кричит на свою служанку. Открыв дверь, она напоследок бросает на дрожащую девушку злобный взгляд, способный сквасить молоко. Екатерина и Кэт многозначительно переглядываются.

Стэнхоуп одета в роскошное переливчато-синее платье, расшитое золотом.

— Вижу, вы уже не в трауре, — замечает Анна.

— Мое лучшее черное платье испачкалось.

— Вот как! — произносит Екатерина. Хочется отослать Стэнхоуп, однако нельзя делать из нее врага, поэтому Екатерина жестом приглашает ее сесть, и та, улыбаясь, пускается в рассказ о необыкновенной грозе в Дербишире.

— Там был град размером с булыжник!

Разговор прерывает паж:

— Мадам, посылка от печатника Бертелета — только что доставили.

С глубоким поклоном он вручает Екатерине посылку. Та нетерпеливо разрывает обертку. Внутри первый экземпляр ее собственной книги «Молитвы, или размышления», в обложке из мягчайшей телячьей кожи — белой с золотым тиснением.

Франциск хватает отброшенную обертку и принимается рвать на мелкие кусочки. Екатерина со всех сторон рассматривает книгу, медленно переворачивает страницы, не читая, — каждое слово и так запечатлено у нее в памяти.

— Позволь взглянуть, — просит Кэт и с восхищением листает книгу. — Это важное событие, Кит!

Книга переходит к Анне, и та зачитывает вслух:

— «Нередко оплакиваю я земные несчастья и жалуюсь о той великой печали, что они причиняют. Дня не проходит без забот, несущих горесть духу и смятение разуму. Сии заботы, столь многочисленные, обременяют меня, препятствуя размышлять о Тебе и вольно стремиться к Тебе всею душою…» Какие прекрасные слова!

— Ты первая королева, опубликовавшая книгу на английском, — замечает Кэт. — Ты войдешь в историю!

При виде собственных слов, отпечатанных на бумаге, у Екатерины кружится голова. Слушая, как сестра зачитывает еще один пассаж, она чувствует, что в этих словах ей удалось оставить на земле частичку себя. Она горько оплакивает смерть Маргариты, как оплакивала бы родную дочь, и книга — бальзам на эту рану. В чем-то появление книги было похоже на роды, только вызревала она не в чреве, а в мыслях. Этот текст будет жить и после того, как Екатерины не станет.

* * *

Каждый день она спрашивает Господа, почему после двух лет брака он так и не послал ей дитя; почему все вокруг — Стэнхоуп, сестра, даже невыносимая Джейн Ризли! — рожают младенцев одного за другим, а она остается бесплодной. Джейн Ризли недавно потеряла ребенка и была вне себя от горя — неделями плакала, отказывалась есть, а Екатерину все это время преследовали мысли о собственном мертвом ребенке, горе по которому пришлось похоронить так глубоко, что уже и не достать. Она пыталась посочувствовать Джейн, однако у той ведь есть другие дети, и она почти все время носит под сердцем следующего. Екатерина написала ей, что ее ребенок благословенен, поскольку Господь призвал его к себе и избавил от тяжкого бремени земной жизни, поэтому Джейн должна быть благодарна. Ризли пожаловался королю.

— Но ведь Господь выбрал дитя для жизни небесной — разве это не благословение? — возразила она, когда король завел речь о письме.

— Ты права, Екатерина, как и всегда, однако ты огорчила Ризли, а он наш лорд-канцлер, и мы не желаем ему огорчения. Извинись!