Гамбит Королевы

— Ты ведь понимаешь, насколько это серьезно? Если им удастся найти связь между Анной Аскью и мной, мы все отправимся на костер.

Только увидев страх в глазах Дот, Екатерина сама в полной мере осмысливает сказанное, и жаркая волна прокатывается по телу, как языки пламени. Эту опасность она навлекла на себя собственными руками — какое безрассудство!

Екатерина пытается утешить себя тем, что король любит ее и не даст в обиду, но тщетно. Ризли, Гардинер и их прихвостень Ричард Рич могут возвести на нее такие подозрения в ереси, что не спасется никто, а король узнает, когда будет уже поздно. К тому же его здесь нет.

Дот берет книгу Екатерины — новую книгу, которая всего несколько минут назад мнилась верной защитой от земной погибели, а теперь кажется такой незначительной! Просто переплетенные в кожу листки бумаги с молитвами слабой женщины. Екатерина чувствует себя ребенком перед лицом огромного, бесформенного страха.

— Эту оставь, Дот. Она для нас неопасна.

В душе Екатерина даже жалеет, что это так — жалеет, что ей не хватило смелости отразить идеи Кальвина о спасении верой, в правоте которых она твердо убеждена. Будь она по-настоящему великой королевой, не побоялась бы взойти ради этого на костер. Однако она не Анна Аскью, способная громко проповедовать свою веру: «Только Писание, только вера, только спасение, только Христос, только Господу слава!»

Впрочем, Анна Аскью не королева, и незачем громко кричать, когда ухо короля совсем рядом. Екатерина твердо решает продолжать разговоры с Генрихом, чтобы понемногу подталкивать его к реформе, к избавлению Англии от католического растления, к распространению Библии на английском языке, дабы люди могли сами читать Слово Божье и думать своим умом. У нее тут же рождается замысел новой книги, в которой она смело заявит о своей вере, — книги, которая сможет все изменить.

Если останется жива, она напишет эту книгу.

Уайтхолльский дворец, Лондон, июль 1545 года

Дот спешит по галерее со зловредным Франциском на руках. Пытаясь вырваться, он кусает Дот маленькими желтыми клыками; однажды уже укусил до крови. Короче говоря, обезьянка такая же противная, как французский король, в честь которого она названа.

Завидев в дальнем конце галереи силуэт Уильяма Сэвиджа, Дот замирает, не в силах пошевелиться, и в голове у нее проносятся глупые мысли о том, что передник порван, а прическа растрепана. Уильям тоже замечает ее и бросается навстречу. Сердце, замершее мгновение назад, отчаянно колотится в груди: это в самом деле он, драгоценный Уильям!

— Моя Дот, точка моя!

— Ты вернулся, Уильям!

Франциск, улучив момент, выворачивается из рук, но Уильям ловит его и прижимает к груди, словно младенца.

— Он совсем как ты!

Дот не сразу понимает шутку, но Уильям смеется, и она смеется вместе с ним. Он возвращает ей обезьянку, на мгновение прикоснувшись к руке. Дот улыбается, едва сдерживая желание схватить Уильяма, прижать к стене и впиться губами в его губы на глазах у всех. Однако он переменился, сделался старше и значительнее; у него отросли волосы и больше нет чернильных пятен на пальцах; подбородок выбрит, а одежда украшена шнурками с серебряными наконечниками. Даже пахнет от него по-другому — какими-то насыщенными духами. Это и Уильям, и в то же время нет, отчего становится неловко.

— Где ты был? — шепотом спрашивает Дот.

— В Девоне. Думал о тебе каждый день!

От счастья у нее перехватывает дыхание и удается только выдавить едва слышное:

— А я о тебе…

Франциск хватает серебряный наконечник шнурка на дублете, Уильям улыбается, и при виде знакомой ямочки на щеке земля уходит у Дот из-под ног. Надо бы что-нибудь сказать, а в голову ничего не идет из-за одуряющей близости Уильяма; хочется уткнуться носом ему в шею и почувствовать родной запах.

— Что за зверек? — спрашивает Уильям.

— Это Франциск. Его подарили королеве.

— Значит, ты теперь хранительница королевской обезьянки?

Он дразнит, а Дот не может придумать ни одного забавного ответа. Повисает молчание. Наконец она выпаливает:

— Я читала!

— Моя прилежная Дот!

Хочется рассказать ему обо всем: как пришлось избавляться от книг, как все приближенные королевы трепещут в ужасе, как Анну Аскью освободили за отсутствием улик… Только Уильям наверняка и так все это знает — ведь он один из них. (Сама Дот не уверена, может ли назвать себя «одной из них»; впрочем, она знает столько секретов и перетаскала столько книг, что, наверное, да.)

— Много всего произошло… — начинает она, но тут ее перебивает незаметно подошедшая Екатерина.

— Вижу, вы познакомились с моей обезьянкой!

— Верно, ваше высочество, и нахожу ее прелестной, — отвечает Уильям, опустившись на одно колено.

— На самом деле от нее уйма проблем, правда, Дот? Однако это подарок сами понимаете от кого, поэтому приходится терпеть. Рада вас видеть, Уильям! Я скучала по вашей игре на верджинеле. Как поживает ваша жена? Не нарожала еще вам малышей?