Гамбит Королевы

За ужином почти никто не ест, не считая Юдалла; того, похоже, совсем не потрясла гибель «Марии-Розы» и несчастных моряков, включая Джорджа Кэрью, которого он знал лично. Юдалл бокал за бокалом пьет вино, накладывает себе добавки, болтает и смеется. Такое бессердечие поражает Екатерину — у нее самой мысли о пятистах напрасно загубленных душах не идут из головы. Война — какая бессмыслица! Французы наступают на южном побережье, шотландцы атакуют с севера. Договоры заключаются, лишь чтобы быть нарушенными. Народы объединяются, подобно противоестественному чудовищу на блюде, только ради того, чтобы атаковать других, и так же быстро изменяют друг другу. А ради чего? Чтобы отвоевать несколько лиг выжженной земли? И это цивилизация?..

Екатерина не понимает, какое отношение к вере имеют массовые убийства во имя Господа. На самом деле это борьба за власть. Ради того, чтобы отражать угрозы своей власти — как извне, так и изнутри, — король задушил в себе все человеческое. А ведь каждая смерть — трагедия; по каждому убитому плачут родители, жена, сестры, братья, маленькие дети…

А Маргарита? Девятнадцать жалких лет, на протяжении которых она неотвратимо теряла разум и здоровье! Есть ли в жизни вообще какой-нибудь смысл?.. Если покориться Божьей воле, мир становится простым и понятным, однако события последнего времени подточили веру Екатерины. Впрочем, покорность с ранних лет вошла в привычку и определяет все ее действия; откажись она от смирения — и рассыплется в прах. Быть женщиной — значит покоряться.

Тем не менее порой Екатерине кажется, что женской кротости и сочувствия к мужу в ней совсем не осталось. Король скоро вернется и будет зол на все — на потерю корабля, на провал переговоров с германскими князьями, на испанского императора… Разумеется, он будет винить Екатерину во всем — в военных неудачах, в больной ноге, в отсутствии наследника, в плохой погоде… Хватит ли у нее смирения?

Так или иначе, смирение — единственное, что ей остается, а ради этого нужно приблизиться к Богу. Только через его слова все обретет хоть толику смысла. «Вначале было Слово, и Слово было Бог». Нужно собраться духом, думать о счастливом избавлении Анны Аскью, о новой карте мира, составленной Коперником, о затмении, которое предвещает великие перемены. Екатерина должна нести эти перемены людям — таков ее долг. Вначале было Слово, и когда люди смогут читать Слово Божье самостоятельно, они поймут, что Господь — не тиран, а милосердный отец, и если он забирает ближнего твоего, то для лучшей жизни, во избавление от страданий. Нужно в это верить, иначе что?..

* * *

Внешне Екатерина ничем не выдает бури чувств, бушующей в душе. Она поддерживает беседу, попивает эль, одобрительно восклицает, попробовав миндальное желе, восхищается сладким вином в хрустальных бокалах, вежливо слушает Марию Дадли, которая, спотыкаясь, уродует своей декламацией одно из прекраснейших стихотворений Суррея, с улыбкой наблюдает за прыжками акробатов — и удаляется при первой же возможности.

Из головы не идет фраза, которую вчера произнесла Стэнхоуп. «Когда вы встречались с Анной Аскью…» — между делом упомянула та в разговоре о Священном Писании.

Стэнхоуп верит в реформацию не меньше Екатерины, а ее муж и того больше, однако Екатерина ей не доверяет. Откуда Стэнхоуп знает о визите Анны Аскью? Ведь все было проделано в большой тайне. Кто проболтался? И кому еще теперь об этом известно?

«Я никогда с ней не встречалась», — твердо сказала Екатерина, глядя в змеиные глаза своей фрейлины. Еще одна ложь, еще один разрыв в истерзанной душе. Как привыкла она лгать!..

* * *

Дот втирает ароматное масло лаванды в волосы Екатерины, а потом расчесывает их мелким гребнем, время от времени прерывая ритмичные движения, чтобы распутать узелок или убрать вошь. Этот молчаливый сближающий ритуал доставляет удовольствие обеим, однако сегодня Екатерина неожиданно задумывается, есть ли у Дот кто-нибудь, кто мог бы вот так же позаботиться о ее волосах. Порой Екатерина завидует простоте ее жизни и с радостью поменялась бы с ней местами, но, если подумать, Дот очутилась между двух миров, и ей, должно быть, очень одиноко в этом странном положении. А ведь Екатерина стольким ей обязана!.. Милая, растрепанная, мечтательная Дот, всегда такая спокойная и веселая. Впрочем, сегодня она кажется на удивление притихшей, словно оделась в печаль.

— Как твои дела, Дот? Довольна ли ты? Есть ли у тебя друзья во дворце?

— Здесь нет, мадам, но в Хэмптон-Корт я немного дружу с Бетти, которая работает на кухне, хотя…

— Я раньше никогда не задумывалась — мы-то с друзьями путешествуем вместе, а вот слуги нет! — перебивает Екатерина.

— Верно, мадам. Когда была жива Маргарита…

Повисает тяжелое молчание. Дот продолжает расчесывать и распутывать волосы Екатерины.