Гамбит Королевы

У Дот подкашиваются колени. Жена?.. Она понимала, конечно, что рано или поздно Уильям женится, но воображала, что это произойдет еще нескоро, и втайне лелеяла несбыточные мечты, отчего теперь чувствует себя обманутой, словно ее разыграл королевский шут. Значит, Уильям женат?..

Дот смотрит на него в надежде получить какое-нибудь объяснение, однако он не отрывает глаз от королевы. Да и какие могут быть объяснения? Он женат, а она — просто Дот Фаунтин.

Взяв себя в руки, она разворачивается, чтобы уйти, но Франциск вцепился в серебряный наконечник шнурка на дублете Уильяма и не отпускает. Королева смеется и шутит, Уильям, покраснев, пытается разжать цепкие пальчики обезьянки, а Дот, отчаянно желая уйти, тянет ее на себя. Дублет рвется, и Франциск разжимает пальцы — ко всеобщему веселью, потому что вокруг уже собралась толпа любопытствующих. Дот готова провалиться сквозь землю.

Появляется дурочка Джейн, новая шутесса королевы. У нее большое круглое лицо и блуждающий взгляд. Говорит она так, будто напилась эля, — в основном всякую чепуху, обрывки детских стишков и песенок, хотя порой в ее речах обнаруживается странный смысл, словно она выражает то, что люди не решаются произнести вслух. Протолкавшись поближе, Джейн смотрит Франциску в глаза и похлопывает себя по плечу. Обезьянка перепрыгивает к ней и самодовольно озирается.

— Чем выше обезьяна заберется, тем ярче свет на задницу прольется, — изрекает Джейн.

Все смеются. Дот отчаянно хочет уйти, но не знает как. Екатерина, почувствовав ее волнение, негромко говорит:

— Ступай, Дот, я разберусь.

Дот сбегает по ступенькам во двор, проскальзывает мимо стражников и устремляется к реке. На улицах полно людей; ездят телеги, кричат разносчики, рекламируя свой товар. На Дот хорошее черное платье, поэтому ее то и дело останавливают в надежде чем-нибудь поживиться. Некоторые так настойчивы, что она даже рада не иметь при себе денег — во всяком случае, не ограбят.

Вода стоит низко, и мальчишки бродят по колено в иле в поисках кусочков металла и прочего лодочного лома. Пахнет гнилью. Две чайки с громкими криками дерутся за дохлую рыбину; подлетает третья и большим загнутым клювом выхватывает добычу. Оставшись ни с чем, две другие чайки, громко жалуясь, начинают копаться в иле. Как всегда — сильные получают лучшее, а слабым остается только жаловаться.

Дот стоит на берегу и смотрит на ленивое течение летней реки. Мимо проплывают лодки, а где-то далеко эта река впадает в море, и там король сражается с французами, о чем сейчас говорит весь двор. Дот представляет, как бросилась бы в реку, и отяжелевшее сердце утянуло бы ее на дно, а потом волны выплюнули бы ее мертвое тело ниже по течению на потребу чайкам. Она нащупывает серебряный пенни, зашитый в подол юбки, и гадает, что подумали бы ее родные, исчезни она с лица земли. Впрочем, они так далеко, что узнали бы об этом лишь через много месяцев. Кажется, будто в Станстед-Эбботс жила, мечтала о Гарри Денте и болтала с подружками совсем другая девушка из иного мира.

Внезапно Дот охватывает тоска по простоте той старой жизни. Вышла бы замуж за пьяницу, нарожала бы ему детей, питалась бы бо́льшую часть года пустой похлебкой и не знала других бед! Теперь же она — девушка с большими запросами, которая давно разучилась голодать. Маргарита завещала ей невообразимую сумму — четыре фунта в год, и скоро Дот их получит, если верить нотариусу.

Однако вместе с благополучием пришли и заботы, которые не тревожат простых деревенских девушек. За роскошными гобеленами таятся опасности, все приходится держать в секрете, и только Екатерина защищает Дот от неведомых опасностей. Многочисленные тайны лежат на ее плечах тяжелым грузом: книги, чтение, Анна Аскью, синяки на теле королевы, то, что случилось в Снейпе… Дот чудится, что эти тайны пригвоздили ее к стенам дворца, словно Иисуса к кресту.

А теперь еще и Уильям Сэвидж. «Моя Дот, точка моя!» — а что такое точка, как не крошечный знак на бумаге, означающий конец всему? Она запрещает себе думать о Уильяме; он никогда ей не принадлежал. Лучше притвориться, что никакого Уильяма на самом деле нет.

* * *

Смерть Маргариты оставила в сердце Дот огромную дыру. Они ведь были почти как сестры — Маргариту не заботило, что она выше по рождению и не должна близко общаться с простолюдинкой, пусть даже хорошо одетой и сытой. Всю жизнь они были неразлучны, если не считать нескольких месяцев, отнятых Елизаветой, но это ничего — Елизавета очаровывает людей, так уж она устроена. Очаровывает, берет от них все, что хочет, а потом бросает, когда наскучит. Дот это сознает и не винит Маргариту, которая выкашляла свое бедное сердце без остатка. Четыре фунта в год никогда не загладят эту утрату.