Гамбит Королевы

По комнате плывет запах ароматического масла, призванный заглушить вонь гниющей плоти. Хьюик закупоривает сосуды с лекарствами и сворачивает муслиновые бинты, а Екатерина наливает королю эля и, примостившись на подушке у его ног, берет с пола раскрытую книгу. С первых же слов Хьюик узнает Эразма — перевод Евангелия от Иоанна, над которым так долго трудился Юдалл, после того как леди Мария не пожелала продолжать работу. Эта затея много месяцев владела его умом, он не спал ночей, шагая по комнате в поисках подходящего перевода для той или иной фразы, и здесь свойственная ему педантичность обернулась настоящим даром: его переводы намного точнее и тоньше прочих. Однако жить с ним все эти месяцы было невозможно: очень часто Хьюику приходилось среди ночи возвращаться в свои покои, лишь бы не видеть, как любовник мечется по комнате. Юдалл так часто зачитывал вслух свой перевод, желая получить мнение со стороны, что Хьюик выучил текст почти наизусть и потому теперь легко его узнает.

Вспоминается, как Екатерина читала Эразма на латыни, когда Хьюик ежедневно навещал умирающего лорда Латимера. Что за удивительная судьба — читать книги вслух одному старому мужу за другим. Хьюик поражается ее терпеливости — в нем самом этого качества не больше чем спирта в разведенном эле. С королем Екатерина становится другой — серьезной, сдержанной, почтительной, совсем не похожей на остроумную, веселую, дерзкую, необузданную женщину, которую знают друзья. Она, как африканская ящерица, название которой Хьюик забыл, меняет цвет в зависимости от обстановки.

Однако книга, которую Екатерина выбрала для чтения вслух, выдает ее дерзкую натуру. Ведь этот текст на грани: не запрещен, но вызывает большое неодобрение у Гардинера и его клики, которые предпочли бы, чтобы книги вечно оставались на латыни и не мешали им править темным народом.

* * *

Король ласково поглаживает жену по шее. Екатерина наклоняется ближе к страницам, чтобы лучше видеть в неверном свете свечей, и на спине проступают позвонки, словно ступеньки в океане молочно-белой кожи. У других дам телеса выпирают из платья, а у Екатерины нет ничего лишнего — по фигуре и не догадаешься, что это зрелая женщина тридцати четырех лет. Сегодня она одета в платье из сапфирового дамаста с золотым шитьем, которое мерцает и переливается в свете свечей. Богато украшенный головной убор Екатерина сняла и осталась в одном белом чепце, который обрамляет лицо красивыми мягкими складками. Она водит по строчкам пальцем, и Хьюик вновь поражается, какие маленькие у нее руки — совсем детские, а из-за тяжелых колец кажутся еще меньше.

Екатерина подносит книгу к лицу короля и что-то говорит, указывая пальцем на страницу, однако так тихо, что Хьюик не слышит. Король достает очки и сосредоточенно вчитывается в текст; потом они оба смеются, а Хьюик гадает — что же такого веселого может быть в Евангелии от Иоанна?..

Смех Екатерины ненастоящий — сдержанный и благопристойный, совсем не свойственный ей искренний, безудержный хохот. Этот искусственный смех — результат поразительного владения собой: на самом деле Екатерину терзает горе, потому что сегодня Анна Аскью взошла на костер. Храбрая Анна! Сколько друзей Хьюика в былые времена тайком сбегали из дворца, чтобы послушать ее проповеди…

Сегодня днем, когда он принес известие о том, что Аскью не стало, Екатерина в отчаянии швырнула на пол свое вышивание, смахнув при этом флакон с французской помадой, и тот разбился на мелкие кусочки, залив пол маслянистым содержимым.

— Король готов был помиловать ее, если она отречется, но она была настолько тверда в своей вере, Кит…

— Он мог бы это предотвратить! Мог! — выкрикнула Екатерина, стукнув кулаком по столу с такой силой, что на ладони остался синяк. Хьюик никогда не видел ее в таком гневе.

— Я боюсь, — призналась она, немного успокоившись. — Впервые искренне боюсь. Я чувствую, что они наблюдают за мной, таятся по углам и ждут, ждут малейшего промаха с моей стороны! Так было и раньше, но теперь все переменилось. Теперь они хотят моей крови, Хьюик!

Другая бы заплакала, но Екатерина почти стальная, и сегодняшняя фальшивая безмятежность в присутствии короля тому доказательство.

* * *

Входит один из слуг, а следом паж с горой тарелок. Они принимаются накрывать на стол, и Хьюик в который раз поражается нелепости ритуала: все нужно делать в строго определенном порядке и ни в коем случае не дотрагиваться до предметов, которые будут соприкасаться с губами короля, а потому слугам приходится пользоваться салфетками и проявлять удивительную ловкость.

Наконец стол накрыт; король приказывает принести вина и приглашает Хьюика присоединиться к трапезе — «если королеве будет угодно», — а ей, конечно, угодно. Хьюик присоединяется к фальшивому веселью, радуясь, что может хотя бы таким образом поддержать подругу.