Гамбит Королевы

— Ваш брат, я вижу, все еще настаивает на разводе, — замечает Гардинер, не трудясь дождаться, пока Уильям отойдет на достаточное расстояние, хотя знает, что для него это больная тема. — Вы же понимаете, что он никогда его не получит.

— А что ты думаешь о разводе? — внезапно спрашивает король, указывая толстым пальцем на дурочку Джейн.

Та подхватывает юбки и принимается скакать туда-сюда, распевая:

— На дубу жил старый филин, не болтал, но много видел, много слышал, много знал, мудрый нам урок подал!

— Ха! Да ты умнее многих моих советников, Джейн! — смеется король.

— Что Бог сочетал, того человек да не разлучает, — бубнит Гардинер.

— Впрочем, брак — действительно священное таинство, — посерьезнев, замечает король. Видимо, он уже обсуждал развод Уильяма Парра с Гардинером наедине, а этот разговор затеян специально для Екатерины, чтобы поставить ее на место.

Хьюик вспоминает, как громко смеялся король над обезьяньей свадьбой, от скольких королев избавился… Вот уж и правда, священное таинство!

— А Эразм не считал брак таинством, — внезапно говорит Екатерина, до сих пор молчавшая.

Все головы поворачиваются сначала к ней, потом к королю. Как он воспримет, что жена открыто ему перечит? Король молчит, и Екатерина решительно продолжает, не обращая внимания на то, как изменилось настроение за столом:

— В своем переводе Нового Завета с греческого оригинала Эразм перевел «мистерион» как «тайна» и нигде не нашел указаний на то, что это таинство…

— Я что, по-твоему, не знаю Эразма?! — кричит король, тяжело вскакивая на ноги, и ударяет по столу кулаком, которым, несомненно, хотел бы ударить жену. Стул с грохотом падает на пол, паж поспешно его поднимает. Лицо короля побагровело от гнева, глазки-щелочки мечут молнии. Все в страхе замирают. — Мальчиком я переписывался с ним каждую неделю, он написал для меня книгу — для меня! — а ты воображаешь, будто я не знаю Эразма?! — неистовствует король, тыча толстым пальцем в Екатерину. Та сидит, не шелохнувшись, и смотрит на свои руки, лежащие на коленях. — Я не потерплю поучений от женщины! Уйди с глаз моих! Вон!!!

Екатерина выскальзывает из-за стола, и только Хьюик неуверенно встает вместе с ней. Гордо выпрямившись, она уходит, и король со вздохом опускается на стул.

— Куда катится мир? Меня поучает собственная жена! — бормочет он.

Гардинер и Ризли быстро обмениваются взглядами и слегка кивают. Для Хьюика эти едва заметные кивки исполнены зловещего смысла: способ извести королеву найден.

— Хьюик, идите за ней, успокойте, утешьте, — приказывает король, хотя Екатерина была спокойнее всех присутствующих — или, по крайней мере, отлично владела собой.

Уходя, Хьюик слышит приглушенный шепот Гардинера — что-то о змее, пригретой на груди. Хочется схватить его за ворот и затолкать эти лживые ядовитые слова ему в глотку, чтобы он задохнулся.

Уайтхолльский дворец, Лондон, август 1546 года

Надвигается беда. Воздух в покоях королевы сгустился, и дело не только в летней духоте, из-за которой даже маленькие собачки без сил лежат на турецком ковре и тяжело дышат, высунув языки. Дот открывает все окна, да только напрасно: не удается добиться ни малейшего сквознячка. Волосы под чепцом намокли от пота; хочется снять верхнее платье и ходить в одном нижнем, как делают большинство дам, когда нет посетителей.

А посетителей нет. С тех пор как две недели назад сожгли бедную Анну Аскью, к королеве почти никто не заглядывает, а вечерами не бывает привычных развлечений — ни музыкантов, ни поэтов. Не заходит даже Юдалл; нет и Хьюика, который все равно что предмет обстановки — так часто проводит время в покоях королевы.

Старая Мария Вуттен и Лиззи Тирвитт тихонько переговариваются, настороженно оглядываясь, однако Дот за человека никто не держит, поэтому она прекрасно слышит весь разговор.

— Знаешь, что мне все это напоминает? — говорит Лиззи Тирвитт.

— Историю с любовницей, — откликается Мария Вуттен.

Дот знает: так при дворе называли Нан Болин, когда она была королевой.

Разговор прерывается, когда Дот подходит ближе, чтобы подлить дамам пива из маленького кувшина.

— Оно теплое! Неужто во всем дворце не сыщется капли прохладного эля?

— Нет, миледи, даже для короля.

— Я боюсь за нее, — возвращается к разговору Лиззи. Кажется, будто она вот-вот заплачет.

— Я за всех нас боюсь.

— Она не сделала ничего плохого! Она безупречна!

Мария Вуттен фыркает.

— Какая разница! Когда эти двое вцепятся в добычу, их уже ничем не остановишь, — вздыхает она.

Анна прикладывает палец к губам.

— Тише, дамы, не то горничные что-нибудь заподозрят, — говорит она, бросив взгляд на группку девушек, бродящих по комнате.

Дот уносит кувшин с пивом в личные покои Екатерины. Та сидит с книгой на коленях, уставившись в пустоту. Дот наполняет ее кружку, Екатерина рассеянно благодарит.

— Мадам… — неуверенно начинает Дот. — Я хотела бы понять…

Екатерина выжидательно смотрит.

— Что происходит? — наконец выпаливает Дот.

— Лучше тебе ничего не знать, — ровным голосом отвечает Екатерина.

— Но…

Екатерина предостерегающе поднимает руку.