Ганг, твои воды замутились. Три брата

Нарендер в этих обстоятельствах был самой удобной мишенью. Человек, которому бабушка оказывала совершенно однозначное предпочтение перед всеми другими, был с ней во время инфаркта. У них, несомненно, состоялся тяжелый разговор, во время которого обсуждалось что-то очень важное. У Джави не было сомнений — Нарендер серьезно расстроил Деви и, наверное, нанес ей удар, от которого она не смогла оправиться. Он был виновен, и ему не стоило ждать прощения от отца.

— Она всегда защищала тебя! Во всем потакала — и вот чем кончилось! — кричал Джави. — Я вырастил в своем доме убийцу моей матери!

Трость прочертила широкую багровую полосу на лице Нарендера, которое он даже не пытался прикрыть. Сита громко вскрикнула и встала между мужем и сыном, готовясь принять следующий удар. Но внезапно чья-то сильная рука выхватила у Джави трость и далеко отбросила ее. Из-за его спины вышей Джай с горящими глазами.

— Ты хочешь, чтобы в доме стало два покойника? — гневно спросил он у брата. — Ну, что такого мог сказать бабушке бедный мальчик, любящий ее без памяти?

Его появление, похоже, даже обрадовало Джави. Еще бы, ведь появился враг номер один, первым вытеснивший из сердца Деви старшего сына. Конечно, и у него тоже руки в ее крови — ведь его беспутство отняло у матери немало сил. Прилетел поглядеть, что стало с той, из которой его похождения вытягивали последнее здоровье!

— А в твоих советах я не нуждаюсь! — огрызнулся Джави. — Радуйся, ты добился своего — она мертва!

— Что ты говоришь, несчастный?! — покачал головой его брат. — Не стоит испытывать мое терпение, предупреждаю тебя!

— Да кто ты такой, чтобы мне угрожать?! — опять перешел на крик Джави, наступая на брата, который был куда ниже ростом и гораздо уже в плечах. — Я терпел тебя, пока жива была мать, а теперь убирайся отсюда, иначе я… я пущу тебя по миру!

— Не беспокойся, это в последний раз, ведь я ходил сюда не ради тебя, — усмехнулся Джай. — Если хочешь пустить меня по миру, давай — мне не страшно. Но не смей мучить жену и сына. У меня нет своих детей, а потому Нарендер для меня не чужой. И если ты через пять минут после смерти матери избиваешь того, кого она любила больше жизни, то ради ее памяти я не позволю этого! Запомни, узнаю, что ты коснулся Нарендера пальцем, — берегись, я пойду на все!

Он резко повернулся и отправился в комнату матери, чтобы проститься с ней навсегда. Джави смотрел ему вслед, сжимая кулаки. Он жалел о том, что последнее слово осталось за братом, но мысль, что ее душа, еще витавшая в доме, наблюдала за тем, как он бил одного из ее близких и выгнал из родительского дома другого, отняла у него остатки сил и прогнала желание бесноваться. Он выругался про себя и пошел вниз, торопясь вырваться хотя бы на несколько минут из дома, где лежало тело матери.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Потянулись дни и месяцы тоски и отчаяния. Нарендер почти не выходил из комнаты — только иногда спускался в сад и стоял под любимыми бабушкиными деревьями, стараясь представить себе, что она видела и о чем думала, сидя здесь в своем кресле. Занятия в университете давно начались, но Нарендер отказался уезжать в Шантиникетон, сказав матери, что не сможет сейчас учиться. Она не настаивала, а отец ни разу не заговаривал с ним ни о чем со дня смерти Деви. Впрочем, они и не встречались, тщательно избегая друг друга.

Нарендер старался не думать о Ганге. Смерть бабушки как будто провела между ними черту, сделав даже мысли о девушке полными привкуса горечи и безнадежности. Ганга была теперь такой же недоступной, принадлежащей другому миру, как способность летать — ведь как бы ни хотелось Нарендеру броситься со скалы, чтобы воспарить к облакам, он не мог выпустить из виду, что крылья за спиной не раскроются и тело не станет невесомым.

Теперь ему казалось странным, что еще так недавно он был человеком, который вполне мог считать себя баловнем судьбы — богатый, красивый, любимец бабушки и матери, обладатель железного здоровья и признаваемого многими ума. Единственной его проблемой были испорченные отношения с отцом, но и это не имело решающего значения для того, как складывалась его жизнь, потому что у отца всегда был противовес в лице Деви.

Как быстро все изменилось! Бабушки нет, а он — пленник помрачневшего и грозно притихшего дома, в котором пышет сдерживаемым гневом отец и мечется обессиленная мать, уставшая делать вид, что все с ними в порядке.

И как он мог надеяться быть счастливым?! Как мог верить, что у них с Гангой есть будущее? Что они будут счастливо жить, наслаждаясь своей любовью и не думаю о том, что происходит за невидимыми стенами их маленького мира?

За иллюзии заплачено страшной утратой. Бабушку не вернуть, и некому дать ему отпущение этого греха.