Ганг, твои воды замутились. Три брата

Он перешел через дорогу и устремился к изящному зданию, вполне современному, хоть и выстроенному еще при жизни поэта. Это было одно из самых дорогих сердцу Тагора детищ — его храм, превосходно характеризующий религию великого бенгальца. Здесь нет никаких куполов, изображений богов, религиозных символов — ничто не встает промежуточным звеном между человеком и Богом — единым для всех, безраздельно властвующим над миром. Фактически религиозности для Тагора не существовало. Не религия, но вера — вот в чем состояли его отношения с Богом. Нарендер и сам чувствовал, что такой путь к вере для него — самый привлекательный, самый светлый.

Он всегда охотно принимал участие в здешних богослужениях, которые проводились по утрам один раз в неделю. Это был скорее концерт, чем что-либо другое: читались религиозно-философские сочинения поэта, наиболее близкие к ним по духу фрагменты вед и упанишад — «сокровенного знания» древности, звучали песни Тагора в исполнении преподавателей Вишвабхарати и студентов художественного факультета.

К сожалению, в это утро в храме оказалось пустынно, только толстушка-студентка водила по залам группу туристов, что-то бойко и радостно объясняя им по-французски. Нарендер сочувственно улыбнулся отбившемуся от взрослых маленькому светловолосому мальчику, который, зевая, с тоской смотрел по сторонам, пытаясь придумать хоть что-нибудь, что бы скрасило ему томительное пребывание в совершенно неинтересном месте.

— Там живут ящерицы, — показал Нарендер на темный коридорчик, ведущий к заднему крыльцу здания. — Они почти не прячутся.

— Да? — оживился мальчишка и сразу же направился проверить, так ли это.

Нарендер с завистью поглядел ему вслед — вот если бы вернуть время, когда и его можно было осчастливить подобным известием. «Опять я хочу изменить не себя, а обстоятельства, — с досадой подумал он. — Эти инфантильные мечты смешны у взрослого человека!»

Он вернулся в общежитие и получил в столовой свой обед — точно такой же, как и для всех студентов и даже преподавателей Шантиникетона: тарелку отваренного на воде и всегда успевающего сильно остыть риса, два кусочка вкусной рыбы в соусе, немножко овощей и горохового пюре. Никаких фруктов — они здесь слишком дороги для бедных студентов, а значит, и богатые не позволяли себе покупать их. Ну, разве что тайком. Нарендер не стал бы этого делать ни за что, предпочитая довольствоваться тем, что есть у других.

В его комнате стояла страшная духота: вентилятор не работал — опять не было электричества. Это случалось так часто в Бенгалии, которая всегда испытывала трудности с энергией, что никто никогда не был уверен, что, вернувшись к себе, сможет хотя бы побриться электробритвой — на этот случай у всех были обычные бритвенные принадлежности.

Нарендер уселся за стол, открыл учебники и просидел за ними до позднего вечера, заставляя себя сосредоточиться на том, что читал. Но когда ночь наконец-то принесла с собой тьму и прохладу, откуда-то из Утторайоны раздались звуки музыки. Нарендер уже расстелил постель, собираясь лечь, но внезапно ему так захотелось послушать певца и оркестр, что он немедленно выбежал на улицу и устремился к огромному огороженному со всех сторон полю, где обычно проходили концерты.

Люди сидели на брезентовом покрывале, расстеленном на земле, и слушали, как ночную тишину наполняет дробь ударных инструментов и импровизирует певец — поет без слов, используя все возможности своего голоса — тональные и интонационные. Нарендер наслаждался его искусством, удивляясь тому, как близка эта древняя традиция петь без слов на природе. Затем выступил чтец, рассказывавший назидательные истории из жизни раджей, святых и мудрецов, чем утомил всех, собравшихся развлечься и повеселиться. Зато тому, кто сменил его на сцене, хлопали особенно бурно — это был укротитель змей. Он танцевал, вынимая кобр одну за другой из плетеной корзины, и при этом еще читал речитативом стихи. За ним вышли акробаты — они поражали публику своими сальто, хождением на руках и больше всего тем, что проползали без помощи рук через обручи такого маленького диаметра, когда казалось, что и голова-то не пролезет.

Но больше всего понравилось всем сидящим в «концертном зале» выступление барабанщиков. Их удлиненные, средней величины барабаны были подвешены на шее так, чтобы барабанщик мог одновременно «вытанцовывать» ритм. Артисты носились по сцене, словно тропический ураган, извиваясь, словно змеи, выражая радости и горести своего героя не хуже, чем знаменитые европейские мимы, и выбивая ритм пальцами, как палочками. Искусность их просто поражала, но у нее было вполне логичное объяснение: барабанщики — это каста, существующая тысячелетия, и, как в каждой низкой касте, дети в ней наследуют от родителей свое ремесло — сын барабанщика будет барабанщиком. Из поколения в поколение передаются мастерство, секреты, приемы и, главное, любовь к своему делу, приносящему хлеб исполнителям и радость зрителям.