Ганг, твои воды замутились. Три брата

Во втором отделении было представление народного театра — джатра. За несколько минут служащие установили позади сцены высокие бамбуковые шесты и натянули на них белое полотнище — своеобразный экран, на фоне которого шло действие. Обычно основные персонажи джатра — мифологические раджи, их жены, военачальники, слуги и непременно один-два бога, вносящие в спектакль моралистический и проповеднический элемент. На этот раз представление началось с юмористических скетчей из жизни простых бенгальцев. Актеры играли великолепно, каждый из них обладал подлинным даром сатиры и гротеска, да еще и прекрасно пел и танцевал. В основной части пьесы действительно появились раджи и их слуги, но среди них действовало два главных персонажа, к которым было приковано все внимание — певец и барабанщик, выделяющиеся на общем фоне своим умом и смекалкой. Стоило им появиться — и перед ними открывались все двери, а раджи были посрамлены и одурачены. Напряженность действия поддерживалась частой сменой актеров — они выходили с одной стороны сцены и уходили с другой. Зрители бурно реагировали на то, что происходило на сцене, несмотря на то, что представление шло не на рыночной площади, а в интеллектуальном центре Бенгалии — народное искусство трогает душу каждого, независимо от уровня культурного развития.

Нарендер не был исключением — он аплодировал, издавал возгласы вместе со всеми и даже подпрыгивал на месте в самые удачные моменты, хотя делал это больше под впечатлением поведения публики, как будто ставшей единым целым во время спектакля, а не содержания пьесы. Ему было приятно ощущать себя частью Шантиникетона в этот вечер — может быть, потому, что он слишком долго чувствовал себя одиноким и никчемным; так приятно, что даже не хотелось анализировать это состояние, выясняя его смысл, составляющие и последствия.

Однако пришлось в конце концов нехотя подниматься и вместе со всеми брести к общежитию, а там ждала духота, отсутствие воды в душе и туча москитов, влетевшая в окно, которое он оставил открытым. Стало ясно, что уснуть не удастся. Но сейчас Нарендеру казалось, что это даже к лучшему — этот день вне отцовского дома неожиданно придал ему новые силы — а ведь ему казалось, что апатия и отчаяние овладели им навсегда.

Он до утра бродил по комнате, вышагивая от стены к окну, и думал о том, что ему теперь делать. Многое стало куда яснее уже к тому мгновению, как из-под ставен пробились первые утренние лучи солнца. И главное, что было решено, — это поездка к Ганге.

Ганга — вот что главное и единственное, что надо было спасать. Три месяца — долгий срок, и за это время с ней что угодно могло случиться. Что она думает о нем, кем теперь считает? Обманщиком? Ничтожным маменькиным сынком, испугавшимся трудностей, вставших на пути их союза? Или она решила, что он болен, а может быть, и умер, и сейчас мечется, страдая от страхов и неизвестности.

Как страшно то, что он даже не послал ей весточки о себе за все это время — теперь оно казалось ему периодом тяжелой болезни, после которой шло медленное и трудное выздоровление. Нарендер понимал, что отчаяние, вызванное смертью бабушки, давало ему плохие советы. Его прежняя стремительность уже вызвала приступ у Деви, окончившийся так трагически, теперь же новой бедой грозила его долговременная апатия — кто знает, до чего довела она Гангу и каково ей было все это время?

Скорее, скорее к Ганге! Прижать к себе ее хрупкие плечи, утешить, успокоить и попросить прощения. Бабушка назвала ее перед смертью своей невесткой — чье еще благословение ему нужно, чтобы стать мужем этой удивительной девушки? Что его удерживает здесь? Только мать, только жалость и нежность к ней. Бедная мама! Вот если бы и ее забрать с собой в свою новую жизнь! Может быть, она почувствовала бы себя счастливой, обретя свободу от отца — от его всеподавляющей воли, придирчивости, капризов и непоследовательности. Но ведь она не поедет. Она любит свою клетку, не зная, что за ее пределами есть целый мир, и не интересуясь им. Она не бросит своего тирана, потому что испытывает сострадание к тому, кто считает себя властелином всего ее существования. Какие нелепые, запутанные, неестественные отношения! Нет, у них с Гангой все будет иначе — просто, чисто и искренне.

Нарендер пересчитал свои деньги и с досадой убедился, что их не хватит даже для того, чтобы добраться до Ховры. Его студенческая карточка действительна только в пределах Шантиникетона, а кредит универсальный почти исчерпан — отец давно уже не перечислял денег на его счет, привыкнув к мысли, что сын все время сидит у себя в комнате и ни в чем не нуждается. Наличных слишком мало, чтобы отправляться в дорогу.