- ...сюда никого на постоянную стражу не загонишь. - Эх, всё, не могу больше, противно - туман! - мальчишка махнул рукой и сказал: - Спою старую!
И правда затянул не просто старую - древнюю песню, которую пели, наверное, его предки, кочуя на востоке - в те дни, когда Нуменор ещё не встал из волн и не ушёл под воду Белерианд...
- Из-за кургана беда
Глазами волчьими глядит...
Там бродит гнусный вастак -
И, верно, будет мной убит!
Чтоб угодить небесам -
Ему башку я снесу
И вражий череп отдам
Да в дар Крылатому Псу-у-у-у-у-у-у! (1.) - Фередир даже в стременах приподнялся, подвывая, а кони дружно запрядали ушами. Эйнор искоса посматривал на оруженосца. В песне говорилось о временах, богах и делах, которые Фередиру были незнакомы, и его отцу незнакомы, и деду, и прадеду, и пра-пра-щурам уже не были знакомы. Но оруженосец пел, его лицо раскраснелось, и даже туман, казалось, отступил... Странно, подумал рыцарь. Мы, нуменорцы, гордимся своей кровью. Но вот она - тоже кровь. Ведь он жил в другом мире, в мире, который построили наши предки со всем тщанием вспоминая Эленну. Он такой же, как я, по воспитанию. Но вот он поёт про дикие обычаи и дикие времена - и в глазах его восторг... Верно - правы те, кто говорит: наша кровь тает в жилах младших народов, и их волны скоро скроют её - как волны моря скрыли Нуменор. И что можно с этим поделать? Разве только надеяться, что этот бурный поток впитает нашу часть... и через тысячу лет будут петь и наши песни тоже, и уцелеет наша вера и наш обычай - пусть и в других людях...
Оруженосец между тем перевёл дух после наивно-кровожадной и первобытно-красивой песни и покосился на Эйнора. Лукаво предложил:
- А ты спой тоже. Дорога будет короче и туман реже, - повернувшись в седле, оруженосец плюнул в белую муть.
- Орать, чтобы услышали все в округе? - хмыкнул Эйнор. Фередир продолжал подначивать:
- Такую, чтоб не орать. Я уже за двоих наорался.
Эйнор промолчал. И Фередир уже решил было, что, наверное, не дождётся песни и подумывал снова спеть самому. И вздрогнул, услышав голос рыцаря, который пел балладу, сложенную - по преданию - самим Анарионом, когда он пытался отговорить своего друга детства, Изинди, капитана Великого королевского флота, от похода на Запад вместе с обезумевшим Ар-Фаразоном...
- Брось, Капитан, оставь его.
Видишь - он уже умер.
Посмотри, какой холодный песок -
Я обжег об него ладони,
Глаза слезами обжег.
Ты помнишь, как мы стояли?
В ладонях дрожали клинки,
Пламя в глазах танцевало,
Бежали в страхе враги.
Ты помнишь, мы не боялись
Ветра и боли ран.
Когда мы смеялись - мы плакали,
И плакали - смеясь.
Ты помнишь, как мы любили?
Ты помнишь, как мы дрались?
Мне кажется, мы даже не жили -
Мы создавали жизнь!
Нет, Капитан, не бойся,
Им не достичь зари.
Смотри, как падают в бездну
Последние корабли. (1.)
К озеру они выехали через два часа.
- О-ох... - вырвалось у Фередира. Эйнор промолчал, но лишь потому, что видел руины Аннуминаса раньше. Правда, с другого края. И тумана не было...
А сейчас туман лежал и здесь, даже над озером, надо всем. Но тут и там над его ровным слоем поднимались округлые белые купола и резные мосты, похожие на детские игрушки - такие сборные конструкции делали для богатых семей на заказ гномы из Мории, и развлекались ими не только дети. У Эйнора тоже была такая, из неё можно было собрать всё, что угодно. Почти всё... Куда делась та игрушка, подумал Эйнор? Он был беспечен, как и все дети, много поломал, но оставалось тоже немало... Подарил кому-то? Или просто задвинул куда-то в своей комнате во дворце? Странно, не помню, подумал Эйнор, рассматривая Аннуминас.
Так и здесь. Казалось, что нуменорский ребёнок выстроил из тонких куполов и ажурного плетения мостов свою мечту из книжки об Эленне, а потом - ушёл. Безлюдье лишь усиливало сходство, нельзя было уловить истинные размеры сооружений. И не сразу становилось видно то пролом в куполе, то разрыв в невесомом полёте моста... Город не штурмовали, не жгли, не разрушали. Просто время как всегда оказалось сильнее всех.
- Едем, - Фередир тронул каблуками бока Фиона. - Тут должна быть дорога...