Гарем. Реальная жизнь Хюррем

«Пусть Аллах выбирает между ними», – подумал Сулейман. Сам он сделал все, что мог: написал законы, которые обезопасят будущее Империи от непредсказуемого поведения ее властителей. Вероятно, они помогут Османам пережить хоть воинствующего сумасброда, хоть пьяницу, на кого бы из них не пал выбор Всевышнего.

Чего он, однако, продолжал бояться, так это того, как бы не оставить после себя истинное наследие в лице двух сыновей, раздирающих империю в схватке между собой подобно паре стервятников, не поделивших право выклевать остекленевшие глаза трупа.

Глава 96

Людовичи сидел в большом зале, любуясь на горящие в камине поленья. Сзади подошла Джулия и положила руку ему на плечо.

– Тревожно выглядишь.

– Да вот задумался тут, что будет после смерти Сулеймана.

– Думаешь, ему недолго осталось?

– Шпионы так докладывают. Он же правит в Высокой Порте вот уже тридцать восемь лет. Никто не вечен. Даже Сулейман.

– Реки слез по нему прольешь?

Людовичи рассмеялся.

– Да пусть они хоть верблюда на султанский трон посадят, мне на это плевать. Перспектива изменений – вот из-за чего я нервничаю. Скромному купцу вроде меня не видать процветания в пору неопределенности. Мне же всегда нужно знать, кому и сколько именно засылать на лапу.

– Кто станет его наследником?

– Полагаю, об этом лучше у Хюррем спросить.

– Так, может, она себя провозгласит султаншей?

– Такое, пожалуй, даже ей не под силу. Нет, должно быть, все-таки Баязид. Какой из Селима султан? Это же конченый гуляка. Бей Алжира из него вышел бы отличный, но султан? Даже я подобного туркам не пожелаю.

С треском рассыпалась на угли прогоревшая чурка в камине.

– А Рустем-паша?

– Баязид скорее утопится в кипящей смоле, чем оставит его визирем. А потом, сам Рустем староват уже. Так что скоро все изменится. Новый султан, новый визирь. На какое-то время турки могут, чего доброго, еще и вспомнить о собственных законах и начать рьяно следить за их соблюдением, и вот тогда моя коммерция очень сильно пострадает.

Ветер взвыл за окнами и застучал ставнями.

– И кто будет следующим пашой, которого тебе придется заново обхаживать? – спросила она.

– Да кто ж его знает? – отвернулся Людовичи, вернувшись к разглядыванию языков пламени в очаге. – Диван же – змеиное гнездо, и никому не дано предугадать, кто из него вылупится и передушит всех прочих.

Иней переливался на куполах под солнцем, встающим в морозном синем небе за окнами дворца. Хюррем, дрожа от холода, натянула горностаевую шубу поплотнее на плечи. Все эти дни, даже прильнув вплотную к пылающему камину, она не могла согреться.

Смерти она не страшилась. Абу Саад заверил ее, что место в Раю она себе гарантированно заслужила своей добродетельностью. Нажитое она щедро расходовала на постройку мечетей и школ в Эдирне, Ангоре и Стамбуле, зная, что Сулейман это только приветствует. Но более всего из своих благотворительных начинаний она гордилась больницей для бедных по соседству с женским невольничьим рынком, хотя истинного смысла и значения именно этого ее жеста Сулейман так и не понял и никогда не поймет.

Но все равно, будь у нее такой выбор, она бы лучше отправилась домой, на родину, чем в небесные райские кущи.

Прямо перед ней стоял стол с горшком горячих углей. Она пристроила ступни поглубже под него, чтобы хоть как-то их согреть.

Она уставилась куда-то вдаль сквозь зарешеченное окно, и ей привиделась бескрайняя степь где-то там, за фиолетовым маревом горизонта. Она сомкнула глаза и отпустила свой дух плыть по воле ветра.

Во сне она птицей перенеслась через Черное море, испещренное крапинками карамусалов. Вскоре показался родной берег, а за его уступами – раскинувшийся под нею на лугу табор крымских татар. Она спикировала прямо туда, вскочила на кряжистую лошадку и помчалась на ней дальше до самого Днепра и через камышовые острова на ту сторону, где показался целый город кибиток и заслышался цыганский посвист. Она помахала рукой, и мать ее подняла на нее глаза из-под козы, которую доила, приветливо помахав рукой ей в ответ…

– Госпожа! Госпожа!

Хюррем в испуге очнулась. Муоми трясла ее за руку.

– Что такое?

– Вы так страшно кричали, моя госпожа. С вами все в порядке?

– Кричала?

– Так вы спали?

– Да, – сказала она, страшно огорченная возвращением в гарем.

– С вами все в порядке?

– Само собой.

После ухода служанки Хюррем вдруг почувствовала, как слезинка сбегает вниз по ее щеке. Давно нет и не будет ей счастья, кроме как во сне. Ну зачем Муоми ее разбудила и водворила обратно в эту тюрьму яви? Не принесла ей счастья эта нескончаемая борьбы за главенство. Был краткий миг триумфа, когда Сулейман ее впервые избрал. Было мимолетное удовлетворение, когда она перехитрила Гюльбахар. Но радости – никогда и никакой.

Ну а потом сам Сулейман. Она презирала его с тою же силой, что и в тот день, когда он ее впервые избрал тридцать пять лет тому назад. Да нет, много раньше: она люто ненавидела его с первого дня попадания в рабство, когда ее только доставили в Эски-Сарай.

Но даже не это привело ее в самое черное расположение духа. Все дело было в соловье.