Гарем. Реальная жизнь Хюррем

– Мне это следовало сделать еще много лет назад. Ради твоей же безопасности.

Ее захлестнуло негодование. Она что, по-прежнему пешка, чтобы двигать ею туда-сюда по доске Средиземноморья?

– Какая еще опасность мне может грозить? – спросила она.

– Султан может вот-вот прознать, что ты здесь.

– Ну так все это было невесть сколько лет назад.

– У них тут подобного не забывают. Аббас в этом уверен. Похоже, великий визирь вот-вот о тебе узнает, и Сулейман будет вынужден действовать. Эти люди не забывают и не прощают ни малейшей обиды, Джулия. Никогда!

– И куда ты меня отправляешь?

– У меня есть поместье на Кипре. Там за тобою присмотрят.

Джулии представилась одинокая вилла среди виноградников с горсткой слуг и, в лучшем случае, скудной библиотекой и вышивкой, чтобы занять свой нескончаемый досуг. Тот же монастырь во всех отношениях. Разве что с вином. Невыносимая перспектива.

– Ты желаешь, чтобы я тебя покинула?

– Нет, это то, чего я хочу менее всего на свете.

– Вот и ладно. Значит, я никуда не поеду.

– Ты не понимаешь.

– Все я прекрасно понимаю. Просто я не желаю тебя покидать.

Он ошеломленно уставился на нее:

– Но почему?

– Вероятно, я к тебе успела привязаться всею душою. Неужто в это так трудно поверить?

– Да уж непросто. По крайней мере, я давно отчаялся когда-либо это от тебя услышать.

– Если отправишься туда со мною, я поеду. Если нет, то и я останусь здесь. Все, решено.

Людовичи встал и подошел к окну. Corpo di Dio! Он так долго дожидался от нее проявления ответной страсти, что теперь, в тот самый момент, когда она спокойно приняла как данность неразрывность их судеб, это застало его совершенно врасплох. Он не знал, что сказать и как ему быть. Он же был отвергаем ею с такой решимостью, что и сам в итоге отчаялся получить то, что стало казаться ему недостижимым. А теперь вдруг такое.

– Не знаю, что и сказать.

Сзади послышался шелест подолов ее юбок по мрамору.

– Что будешь делать? – Джулия прижалась вплотную к его спине.

– Оставлю тут вести дела своего приказчика. Пусть надувает меня беспардонно, пока я ращу виноград и вялюсь под солнцем. – Людовичи улыбнулся. – Вероятно, венецианский отщепенец в достаточной мере доказал здесь, в Республике, свою правоту. Теперь вот хочу себе выгадать еще и счастья в придачу к богатству.

Он вспомнил, как впервые увидел ее в церкви Santa Maria dei Miracoli. Ангел в бархате, так ее в ту пору описывал Аббас. Никакой она больше не ангел, а просто женщина.

Людовичи взял ее руку в свою, и пальцы их переплелись.

Глава 99

Абдулла Али-Хадж, личный врач Сулеймана, счастливым явно не выглядел. Сулейман с дивана мерил его взглядом, преисполненным ярости отчаяния.

– Пропишешь ей эликсир. Если умрет, ты мне лично за это ответишь. Следующим восходом будешь беспрепятственно любоваться с крюка на Вратах блаженства.

Али-Хадж приложился лбом к ковру:

– Как скажете, мой господин.

Вслед за этим страж из евнухов с оголенным клинком в руке провел его через дубовые с железом врата в молчаливое святилище гарема. Пройдя через притихшие дворики, они по узкой крутой лестнице взошли к покоям Хюррем.

Лекарь даже взглядом не удостоил ни бело-голубые фарфоровые вазы из империи Мин, ни золоченые зеркала, ни инкрустированные кадильницы под сводами. Он этих красот не замечал и даже с мыслями собраться не мог от страха. Сподобил же его Аллах жить в такое время, когда султан без ума от своей любимой и единственной царицы!

За двойным строем евнухов-часовых по обе стороны прохода ему не было ничего видно, но он знал, что она там. Ее присутствие и безмолвие, ее окружавшее, будто повисли над покоем. Стражи, сопровождавшие Али Хаджа из зала приемов, остановились в дверях и пропустили его вперед.

Ничего сказано не было, и лекарь растерялся: что делать?

Внезапно из-за живого людского барьера показалась бледная и обвисшая женская ладонь, придерживаемая за запястье пухлыми, цвета черного дерева пальцами кызляра-агасы. Это было все, что ему, как врачу, было дозволено обследовать.

Он принял ее ладонь в свои с благоговейным трепетом, ибо знал, что он единственный на свете мужчина в полном понимании этого слова, за исключением самого султана, кому когда-либо дозволялось прикасаться к ней со дня ее вступления в гарем. Теперь это, конечно, была рука уже не та, что прежде, – старческая, с пятнами от желчи на дряблой коже. Ни малейшего вожделения не способная возбудить рука.

Лекарь прощупал пульс и оценил температуру кожного покрова, ибо это могло сказать ему хоть что-то относительно здоровья ее внутренних органов. Он сдавил и отпустил ногти, проверяя скорость кровотока.

«Сердце бьется крайне медленно, – подумал он. Тело остывает в полной готовности принять смерть».

Ему нужно спешно приготовить эликсир для восполнения ее жизненных соков и наполнения ими внутренних органов, дабы воскресить ее к жизни. Иначе любоваться его голове следующим рассветом с главных ворот, а такого желания Али Хадж не испытывал при всем великолепии открывающегося оттуда вида.

– Ушел старый дурак? – прошептала Хюррем.