Гарем. Реальная жизнь Хюррем

Он обнял ее обеими руками. «Я предал смерти лучшего друга, казнил первородного сына, – думал он, – но моей любви к тебе я никогда не предавал и не предам. Ведь это единственное истинное и доброе из всего, что я познал в своем сердце».

Глава 97

Только Муоми оказалась поблизости, когда Хюррем упала.

Очень ранним утром женщина вышла на балкон своих покоев, и до слуха Муоми оттуда донеслось ее пение: это была татарская песня, перенятая Хюррем от отца, по ее словам. Холод был лютый, и Муоми поспешила за нею, чтобы увести хозяйку обратно внутрь. Но Хюррем вдруг вскрикнула и рухнула на руки едва успевшей ее подхватить гедычлы. Сбежавшиеся служанки помогли отнести ее на диван, но уложили они Хюррем на него уже в бессознательном состоянии, с рваным дыханием и клокочущим хрипом в груди.

Людовичи, получив от Аббаса записку с приглашением на срочную встречу, сразу же выехал в карете к дому их тайных свиданий в еврейском квартале. Вот только торопился он напрасно: впервые за все время их знакомства Аббас к назначенному часу не явился.

Когда же он наконец прибыл, то даже не извинился за опоздание и не объяснил его причин.

– Получил твою записку, – сказал Людовичи. – Там сказано, что это срочно и важно.

– Ты прожил среди мусульман столько лет, а так и не научился у них простому искусству терпения.

– И, вероятно, никогда уже не научусь.

– Да, Людовичи, дело срочное, но счет идет на часы, а не на минуты. Я надеялся сполна вкусить радости от нашей сегодняшней встречи. Ведь она, вероятно, станет для нас последней.

– Почему? Что стряслось?

– Госпожа Хюррем при смерти.

– Ты уверен? Это не очередная ее хитрость?

– Она уже много месяцев тяжело больна. А сегодня утром упала без сознания и так теперь и лежит на своем одре, источая запах смерти. Я его отлично знаю и ни с чем не перепутаю.

– Но каким образом это сказывается на нас, Аббас?

– Ты должен вывезти Джулию из Стамбула. У тебя есть имение на Кипре, я знаю. Вот и забери ее к себе туда.

– Но ее побегу скоро тридцать лет! Сулейман, должно быть, давным-давно и думать о ней забыл.

– Забыть-то, может, и забыл, но как только узнает о том, что она до сих пор жива, гордость его будет смертельно уязвлена, и он сочтет своим долгом примерно наказать и Джулию, и меня. Он, если что, не остановится и перед тем, чтобы послать своих убийц-головорезов прямо сюда, в Пе́ру. И он едва ли убоится байло Венеции.

– Но откуда он узнает-то?

– Хюррем меня на этом и держала в заложниках все эти годы. Она все собственноручно изложила в письме и поклялась, что оно будет доставлено их великому визирю сразу же по ее смерти вне зависимости от ее причины. – Он потянулся через стол и взял Людовичи за руку. – Ты сам-то всем этим не пресытился? Можешь ведь теперь спокойно отойти от дел и просто пожить богатым человеком. – Тут Аббас зашелся надсадным мокрым кашлем, поднес платок к губам, а когда отнял его, Людовичи увидел на ткани мокроту с кровью.

– Сделаю, как скажешь. Но только и ты мне обязан одним последним одолжением.

– Если это в моих силах, сделаю.

– Мои карамусалы могут в любое время беспрепятственно проходить в обе стороны через Дарданеллы. Их никогда не обыскивают. Мой бакшиш Рустему тому гарантией. И всем пассажирам, которых я беру на борт, гарантирован безопасный отъезд. Я хочу, чтобы ты отбыл отсюда с нами. Если Хюррем выдаст Сулейману Джулию, она же тем самым выдаст и тебя. Езжай на Кипр и проживи там последние отпущенные тебе годы в мире.

– В мире? Разве такое явление существует?

– Завтра на рассвете, в Галате. Там тебя будет ждать одна из моих посудин, узнаешь ее по флагу с венецианским львом на корме: он будет вывешен вверх ногами. Капитан получит все нужные распоряжение. Просто взойди на борт и спустись в трюм подальше от лишних глаз.

– Подумаю над этим.

– Нет! Никаких раздумий! Я хочу, чтобы ты мне поклялся, что будешь там. Сколь сильно ты желаешь безопасности Джулии, столь же сильно я желаю твоей безопасности.

– Благодарствую, – пробормотал Аббас. Он хлопнул в ладоши, и тут же подоспевшие глухонемые слуги подхватили его под руки и поставили на ноги. Он повис на них, хрипя от натуги.

– Поклянись мне, – повторил Людовичи.

– Ладно уж, – сказал Аббас.

– Я не прощаюсь. Мы же увидимся утром. Да?

Аббас выдавил из себя улыбку:

– Начало нового дня.

Людовичи смотрел, как он вскарабкивается в карету.

Аббас после некоторых колебаний обернулся и поднял взгляд к окну.

– Людовичи, – окликнул он его. – Если меня там не будет, попрощайся от моего имени с Джулией! – И уехал.

– Муоми, – прошептала Хюррем.

Гедычлы поднесла ухо к самым губам Хюррем, чтобы не пропустить ни слова.

– Да, моя госпожа.

– Я вот умираю, а как умру, так Сулейман… придет к тебе.

– И что мне ему сказать?

– Что-нибудь такое, что ранит его больнее всего.

– Будет сделано, госпожа моя, – улыбнулась Муоми.

Глава 98

Джулия в жизни не видела Людовичи настолько сокрушенным. Он сгорбился в кресле и нервно теребил бороду.

Она терпеливо ждала, чтобы он заговорит сам.

– Я тебя отсылаю прочь, – сказал он внезапно.

– Милорд?..