Гарики на все времена (Том 1)

14

Как же преуспели эти суки,

здесь меня гоняя, как скотину,
я теперь до смерти буду руки
при ходьбе закладывать за спину.

15

Повсюду, где забава и забота,

на свете нет страшнее ничего,
чем цепкая серьезность идиота
и хмурая старательность его.

16

Здесь радио включают, когда бьют,

и музыкой притушенные крики
звучат как предъявляемые в суд
животной нашей сущности улики.

17

Томясь тоской и самомнением,

не сетуй всуе, милый мой,
жизнь постижима лишь в сравнении
с болезнью, смертью и тюрьмой.

18

Плевать, что небо снова в тучах

и гнет в тоску блажная высь,
печаль души врачует случай,
а он не может не найтись.

19

Еда, товарищи, табак,

потом вернусь в семью;
я был бы сволочь и дурак,
ругая жизнь мою.

20

Я заметил на долгом пути,

что, работу любя беззаветно,
палачи очень любят шутить
и хотят, чтоб шутили ответно.

21

Из тюрьмы ощутил я страну —

даже сердце на миг во мне замерло —
всю подряд в ширину и длину
как одну необъятную камеру.

22

Бог молча ждет нас. Боль в груди.

Туман. Укол. Кровать.
И жар тоски, что жил в кредит
и нечем отдавать.

23

Я ночью просыпался и курил,

боясь, что то же самое приснится:
мне машет стая тысячами крыл,
а я с ней не могу соединиться.

24

Прихвачен, как засосанный в трубу,

я двигаюсь без жалобы и стона,
теперь мою дальнейшую судьбу
решит пищеварение закона.

25

Прощай, удача, мир и нега!

Мы привыкаем ко всему;
от невозможности побега
я полюбил свою тюрьму.

26

У жизни человеческой на дне,

где мерзости и боль текущих бед,
есть радости, которые вполне
способны поддержать душевный свет.

27

Там, на утраченной свободе,

в закатных судорогах дня
ко мне уныние приходит,
а я в тюрьме, и нет меня.

28

Империи летят, хрустят короны,

история вершит свой самосуд,
а нам сегодня дали макароны,
а завтра — передачу принесут.

29

Когда уходит жить охота

и в горло пища не идет,
какое счастье знать, что кто-то
тебя на этом свете ждет.

30

Здесь жестко стелется кровать,

здесь нет живого шума,
в тюрьме нельзя болеть и ждать,
но можно жить и думать.

31

Что я понял с тех пор, как попался?

Очень много. Почти ничего.
Человеку нельзя без пространства,
и пространство мертво без него.

32

Мой ум имеет крайне скромный нрав,

и наглость мне совсем не по карману,
но если положить, что Дарвин прав,
то Бог создал всего лишь обезьяну.

33

Мы жизни наши ценим слишком низко,

меж тем как то медвяная, то деготь
история течет настолько близко,
что пальцами легко ее потрогать.

34

Я теперь вкушаю винегрет

сетований, ругани и стонов,
принят я на главный факультет
университета миллионов.