Гарики на все времена (Том 1)

743

Можно в чем угодно убедить

целую страну наверняка,
если дух и разум повредить
с помощью печатного станка.

744

Смотрю, что творят печенеги,

и думаю: счастье для нации,
что русской культуры побеги
отчасти растут в эмиграции.

745

Висит от юга волосатого

до лысой тундры ледяной
тень незабвенного усатого
над заколдованной страной.

746

Кошмарней лютых чужеземцев

прошлись по русскому двору
убийцы с душами младенцев
и страстью к свету и добру.

747

Если в мизерном составе

чувство чести и стыда
влить вождям, то страх представить
их мучения тогда.

748

Теперь любая революция

легко прогнозу поддается:
где жгут Шекспира и Конфуция,
надежда срамом обернется.

749

Себя зачислить в Стены Плача

должна Кремлевская стена:
судьбы российской неудача —
на ней евреев имена.

750

Где вся держава — вор на воре,

и ворон ворону не враг,
мечта о Боге-прокуроре
уныло пялится во мрак.

751

Египет зарыдал бы, аплодируя,

увидев, что выделывает скиф:
мы создали, вождя мумифицируя,
одновременно мумию и миф.

752

Развивается мир по спирали,

круг за кругом идут чередой,
мы сегодня по части морали —
над закатной монгольской ордой.

753

Добро и справедливость. Вновь и вновь

за царство этой призрачной четы
готовы проливать чужую кровь
романтики обосранной мечты.

Сколь пылки разговоры о Голгофе за рюмкой коньяка и чашкой кофе

754

У писателей ушки в мерлушке

и остатки еды на бровях,
возле дуба им строят кормушки,
чтоб не вздумали рыться в корнях.

755

Он был заядлый либерал,

полемизировал с режимом
и щедро женщин оделял
своим заветным содержимым.

756

Устав от книг, люблю забиться

в дым либерального салона,
где вольнодумные девицы
сидят, раскрывши рты и лона.

757

Мыслителей шуршащая компания

опаслива, как бьющиеся яйца;
преследованья сладостная мания
от мании величия питается.

758

Горжусь, что в мировом переполохе,

в метаниях от буйности к тоске —
сознание свихнувшейся эпохи
безумствует на русском языке.

759

Мы все кишим в одной лохани,

хандру меняя на экстаз;
плывет по морю сытой пьяни
дырявый циниковый таз.

760

Не славой, не скандалом, не грехом,

тем более не устной канителью —
поэты поверяются стихом,
как бабы проверяются постелью.

761

Весь немалый свой досуг

до поры, пока не сели,
мы подпиливали сук,
на котором мы висели.

762

Застольные люблю я разговоры,

которыми от рабства мы богаты:
о веке нашем — все мы прокуроры,
о блядстве нашем — все мы адвокаты.

763

Кишит певцов столпотворение,

цедя из кассы благодать;
когда продажно вдохновение,
то сложно рукопись продать.

764

Такая жгла его тоска

и так томился он,
что даже ветры испускал
печальные, как стон.