И тогда оно пришло к Гарри яркой картиной, то воспоминание, что зашевелилось при звуке имени «Певерелл»: грязный старик, сующий уродливое кольцо прямо в лицо работнику Министерства; и Гарри громко воскликнул: — Дволлодер Гонт!
— То есть? — одновременно спросили Рон и Эрмиона.
—
Рон и Эрмиона смотрели ошеломлённые.
— Кольцо, то кольцо, что стало Разделённой Сутью — Дволлодер Гонт говорил, что на нём герб Певереллов! Я видел, как он совал его этому типу из Министерства прямо в лицо, чуть нос ему не размазал!
— Герб Певереллов? — резко спросила Эрмиона. — Ты не разглядел, на что он похож?
— Вроде нет, — сказал Гарри, пытаясь вспомнить. — Как мне показалось, там не было ничего особенного, так, несколько чёрточек. Я видел его по-настоящему близко уже после того, как оно было расколото.
В широко открытых глазах Эрмионы Гарри увидел понимание. Рон же в недоумении глядел то на Эрмиону, то на Гарри:
— Блин… Ты считаешь, там опять был этот знак? Знак Даров?
— А почему и нет? — сказал Гарри в возбуждении. — Дволлодер Гонт[10]
был старый малограмотный козёл, жил, как свинья, но трясся над тем, что он-де из древнего рода. Если кольцо пришло к нему из тьмы веков, он мог и не знать, что оно такое на самом деле. Книг у него в доме не было, и, поверьте мне, он не из тех, что читают малышам сказки. Ему нравилось думать, что чёрточки на камне — это герб, потому что он был уверен, что быть чистокровным — это быть вроде короля.— Да… это всё очень интересно, — неуверенно протянула Эрмиона. — Но, Гарри, если ты думаешь то, что, как я думаю, ты думаешь…
— Ну, а почему нет?
Рон рот разинул.
— Блин… но будет ли он работать, если Дамбдлор разбил…
— Работать?
Эрмиона вскочила на ноги, возбуждённая и злая. — Гарри, ты в эту сказку о Дарах пытаешься всё всунуть…
—
— Минуту назад ты говорил, что никогда толком не видел, что там на камне!
— Как ты полагаешь, где это кольцо сейчас? — спросил Рон у Гарри. — Что с ним Дамблдор сделал, после того как расколол?
Но воображение Гарри уже мчалось вперёд, оставив Рона и Эрмиону далеко позади…
И он видел себя, обладателя Даров: он сходится лицом к лицу с Волдемортом, и ему уже не страшны Разделённые Сути…
— Гарри?
Но он едва услышал Эрмиону: он вытащил Плащ-невидимку и теребил его пальцами, ткань, податливую, как вода, лёгкую, как воздух. За свои почти семь лет в волшебном мире он не видел ничего, ей подобного. Плащ был в точности таким, о каком говорил Ксенофилиус:
И тут он вспомнил, и у него перехватило дыхание:
— В ночь, когда умерли мои родители, Плащ был у Дамблдора!
Его голос срывался, и он чувствовал, что краснеет, но ему было всё равно.
— Мама сказала Сириусу, что Дамблдор одолжил Плащ! Так вот зачем! Он хотел изучить его, потому что думал, что это — третий Дар! Игнотус Певерелл похоронен в Годриковой Лощине… — Гарри кружил по палатке, ему казалось, что кругом падают завесы, и открывается правда. — Он мой предок. Я происхожу от третьего брата! Тогда всё сходится!
Гарри чувствовал себя словно в доспехах, от своей убеждённости, от веры в Дары, словно одна только мысль о владении ими давала ему защиту, и он был полон радости, когда повернулся к друзьям.
— Гарри, — опять начала Эрмиона, но он возился, развязывая трясущимися пальцами висевший у него на шее кошелёк.