Гарри Поттер и Дары Смерти

Гарри взглянул на волшебную палочку из боярышника, которая раньше принадлежала Драко Малфою. Странно — но приятно, — что она работает у него не хуже палочки Гермионы. Гарри помнил, что говорил Олливандер о секретах волшебных палочек: пожалуй, ясно, в чём причина неудач — Гермиона не отобрала палочку силой, и та сохранила преданность бывшей хозяйке.

Дверь спальни отворилась; вошёл Цапкрюк. Гарри инстинктивно подтянул меч к себе, о чём сразу и пожалел: гоблин заметил. Оправдываясь, Гарри сказал;р:

— Мы только что всё проверили, Цапкрюк. И сообщили Биллу и Флёр, что завтра уезжаем. Просили не вставать и не провожать нас.

Они твёрдо решили, что Гермиона должна превратиться в Беллатрикс ещё до отъезда, а чем меньше будут знать или подозревать Билл и Флёр, тем лучше. Гарри, Рон и Гермиона объяснили, что назад не вернутся. Билл одолжил им палатку — старой, принадлежавшей Перкинсу, они лишились при нападении Отлов-отряда. Сейчас новая палатка лежала в бисерной сумочке, которую Гермиона спасла от Отловщиков простейшей уловкой: засунула в носок. Гарри, узнав об этом, поразился её изобретательности.

Он знал, что ему будет очень не хватать Билла, Флёр, Луны и Дина, не говоря уже о домашнем уюте, которым они наслаждались последние недели, — и всё же с нетерпением ждал, когда вырвется из тесной «Ракушки». Он устал постоянно проверять, не подслушивают ли их, устал сидеть в крошечной тёмной спаленке. А больше всего устал от Цапкрюка. Но как и когда отделаться от гоблина, не отдавая меча? Вопрос без ответа. И обсудить это не выпадало случая: гоблин редко оставлял Гарри, Рона и Гермиону дольше чем на пять минут.

— Моей маме сто очков вперёд даст, — ворчал Рон, завидев длинные пальцы гоблина на дверном косяке.

Помня предостережение Билла, Гарри не мог не думать, что Цапкрюк следит за ними, подозревает обман. Гермиона была настолько против самой идеи надуть гоблина, что Гарри даже не пытался спросить её, как бы это получше провернуть. Рон же, в те редкие минуты, когда они оставались без Цапкрюка, твердил одно:

— Что-нибудь придумаем, дружище.

Ночью Гарри спал плохо. Ближе к утру, лежа без сна, он невольно вспомнил, как ждал проникновения в министерство магии, — он был полон решимости, даже предвкушения. Сейчас им владели тревога, сомнения, страх: вдруг что-то пойдёт не так? Он твердил себе, что план хорош, что Цапкрюку известны все подводные камни, что они готовы к любым сложностям, — и тем не менее нервничал. Пару раз он слышал, как ворочается Рон — наверняка тоже не спит, — но, поскольку ночевали они в одной комнате с Дином, Гарри не произнёс ни слова.

Он вздохнул с облегчением, когда пробило шесть — наконец-то можно вылезти из спальных мешков, одеться в полутьме и незаметно выйти в сад, где они договорились встретиться с Гермионой и Цапкрюком. Стояла рассветная майская прохлада, ветра почти не было. Гарри посмотрел на звёзды, слабо мерцавшие в тёмном небе, и прислушался к плеску волн под утёсом. Он знал, что будет скучать по этим звукам.

Сквозь красноватую землю на могиле Добби пробивались зелёные росточки: пройдёт год, и холм покроется цветами. Ветер успел слегка выщербить белый камень с надписью. Красивее места для вечного упокоения не найти, подумал Гарри. Сердце защемило от грусти; жалко оставлять здесь эльфа. Глядя на холмик, Гарри вновь задумался: как Добби узнал, где их искать? Рука рассеянно потянулась к кисету на шее и сквозь дуриворанью кожу нащупала осколок зеркала, в котором он — точно-точно! — видел глаз Думбльдора. Но тут открылась дверь, и он обернулся.

По лужайке к нему и Рону шагала Беллатрикс Лестранж вместе с Цапкрюком и на ходу засовывала бисерную сумочку во внутренний карман старой мантии, одной из тех, что они прихватили с площади Мракэнтлен. Гарри прекрасно знал, что это Гермиона, и всё же содрогнулся от ненависти. Она была выше него, длинные чёрные волосы волнами струились по спине, глаза под тяжёлыми веками облили его презрением. Но потом Беллатрикс заговорила, и в её низком голосе зазвучали интонации Гермионы:

— До чего же она на вкус тошнотная, хуже корнеплоха! Так, Рон, иди-ка сюда, я тебя переделаю...

— Хорошо — только не слишком длинную бороду...

— Ради всего святого! Нашёл время прихорашиваться...

— Не в том дело, она мешается!.. Да, и нос покороче, давай как в прошлый раз.

Гермиона вздохнула и принялась за работу. Бормоча заклинания, она так и этак меняла наружность Рона, превращая его в несуществующего человека, которого, оставалось надеяться, защитит общий страх перед Беллатрикс. Гарри и Цапкрюк собирались спрятаться под плащом-невидимкой.

— Ну вот, — сказала наконец Гермиона. — Как он тебе, Гарри?

Догадаться, что это Рон, было очень трудно, но можно — впрочем, только потому, что Гарри слишком хорошо его знал. А так — длинные волнистые волосы, пышные каштановые борода и усы, никаких веснушек, короткий широкий нос, густые брови.

— Не так чтоб влюбиться, но вообще сойдёт, — отозвался Гарри. — Отчаливаем?