Гарри Поттер и Дары Смерти

— Мне не нравятся ваши методы, министр, — ответил Гарри. — Помните? — И он снова показал Скримджеру белые шрамы на правом кулаке: «Я никогда не должен лгать».

Лицо Скримджера окаменело. Он молча повернулся и захромал из гостиной. Миссис Уизли поспешила за ним; Гарри слышал, как она остановилась у задней двери и примерно через минуту крикнула:

— Он ушёл!

— Что он хотел? — спросил мистер Уизли. Миссис Уизли быстрым шагом вернулась.

— Передать нам то, что завещал Думбльдор, — ответил Гарри. — Они наконец всё изучили.

Они вышли в сад. Три предмета, привезённые Скримджером, переходили из рук в руки. Гости удивлялись мракёру и «Сказкам барда Билля», сокрушались, что Скримджер не отдал меч, и никто даже не представлял, зачем Думбльдор оставил Гарри Проныру. Когда мистер Уизли в третий или четвёртый раз осмотрел мракёр, миссис Уизли осторожно сказала:

— Гарри, детка, все ужасно проголодались. Но мы не хотели начинать без тебя. Можно я подам ужин?

Все торопливо поели, наскоро спели «С днём рожденья тебя», истребили торт, и вечеринка закончилась. Огрид, приглашённый на свадьбу, но слишком огромный, чтобы спать в переполненном «Гнезде», отправился разбивать палатку на соседнем поле.

— Приходи к нам наверх, — шепнул Гарри Гермионе, когда они помогали миссис Уизли убирать в саду. — Как только народ разойдётся спать.

У себя на чердаке Рон вновь занялся мракёром, а Гарри стал заполнять кисет — но не золотом, а главными своими драгоценностями, на первый взгляд бесполезными. Туда отправились Карта Каверзника, осколок заколдованного зеркала Сириуса и медальон Р. А. Б. Гарри туго затянул шнурок и повесил кисет на шею, а потом сел с Пронырой в руках, разглядывая еле заметно подрагивающие крылышки. Наконец в дверь постучала Гермиона и на цыпочках прокралась внутрь.

— Заглуши, — шепнула она, махнув палочкой в сторону лестницы.

— Ты же против этого заклинания? — сказал Рон.

— Времена меняются, — ответила Гермиона. — Ну, покажи мракёр.

Рон мгновенно щёлкнул приборчиком. Единственная лампа в комнате моментально потухла.

— Видите ли, — еле слышно проговорила в темноте Гермиона, — тот же эффект легко достигается тьмущим порошком.

Раздался тихий щелчок, и шар света вернулся под потолок, в лампу.

— Всё равно здорово, — возразил Рон. — Говорят, Думбльдор сам это изобрёл!

— Да, но вряд ли он упомянул тебя в завещании лишь затем, чтобы помочь нам выключать свет!

— Думаешь, он знал, что министерство конфискует и будет исследовать наследство? — спросил Гарри.

— Определённо, — ответила Гермиона. — Он не мог написать в завещании, зачем оставляет нам эти вещи, но всё равно непонятно...

— ...почему нельзя было подсказать нам при жизни? — закончил за неё Рон.

— Вот именно. — Гермиона задумчиво перелистала «Сказки барда Бидля». — Если вещи так важны, что их надо передать даже под носом у министерства, хорошо бы всё-таки объяснить зачем... Или, может, сам он считал, что всё очевидно.

— Плохо считал! — бросил Рон. — Я всегда говорил: он — ку-ку. Выдающийся и всякое такое, но чокнутый. Оставить Гарри Проныру — спрашивается: на кой?

— Понятия не имею, — сказала Гермиона. — Знаешь, Гарри, когда Скримджер тебе его дал, я была уверена: что-то произойдёт!

— Да. — Гарри приподнял мяч и почувствовал, как застучало сердце. — Но для Скримджера я не очень старался.

— В смысле? — не поняла Гермиона.

— Проныра, которого я поймал на первом квидишном матче, — произнёс Гарри. — Неужто не помните?

Гермиона продолжала недоумевать. Рон же разинул рот и принялся тыкать пальцем в Гарри, в Проныру, потом снова в Гарри, пока наконец к нему не вернулся дар речи:

— Ты его чуть не проглотил!

— Ну да! — Сердце Гарри заколотилось как бешеное. Он прижал мяч к губам.

Тот не раскрылся. Гарри охватили злость, разочарование; он опустил золотой шарик, но тут Гермиона закричала:

— Надпись! На нём надпись! Быстрее читай!

От волнения и удивления Гарри едва не выронил мяч. Действительно, на гладкой золотой поверхности, только что абсолютно ровной, появились четыре слова тонким косым почерком Думбльдора:

Я открываюсь в конце.

Едва Гарри успел это прочесть, надпись испарилась.

— «Открываюсь в конце»... Что это значит?

Гермиона и Рон помотали головами.

— Открываюсь в конце... в конце... Я открываюсь в конце...

Но сколько они ни повторяли эту фразу на все лады, выудить из неё хоть крупицу тайного смысла не получилось.

— И ещё меч... — протянул Рон, когда они отчаялись угадать, что значит надпись. — Зачем он завещал Гарри меч?

— И почему ничего не сказал? — тихо спросил Гарри. — Весь прошлый год, при всех наших разговорах меч был в кабинете! Если Думбльдор хотел, чтобы меч был у меня, почему не отдал тогда?

Он чувствовал себя как на экзамене, как перед списком вопросов, на которые должен бы знать ответ, но мозг наотрез отказывается работать. Что он пропустил в длинных беседах с Думбльдором? Что, по мнению Думбльдора, обязан был понять без слов?

— А эта книга, — проговорила Гермиона. — «Сказки барда Билля»... Я о них даже не слышала никогда!