Гарри Поттер и Дары Смерти

Вокруг сновали официанты, разнося на серебряных подносах тыквенный сок, усладэль, огневиски и пирамиды из бутербродов и пирожных.

— Надо пойти пожелать счастья! — Гермиона встала на цыпочки, выискивая взглядом молодожёнов, которые затерялись в толпе поздравляющих.

— Успеется, — пожал плечами Рон. Мимо как раз проносили усладэль. Рон схватил три бутылки и протянул одну Гарри. — Гермиона, лучше займём столик... Нет, только не тот! Не с Мюриэль...

Рон зашагал через пустой танцпол, поглядывая по сторонам. И не с Крумом, усмехнулся про себя Гарри. Когда они дошли до другого края навеса, большинство столиков уже были заняты, зато рядом с Луной пустовало сразу несколько мест.

— Не против, если мы присоединимся?

— Конечно, — радостно ответила та. — А папа как раз вручает Биллу и Флёр наш подарок.

— Да? И какой же? Пожизненный запас корнеплоха? — осведомился Рон.

Гермиона брыкнула его ногой под столом, но промахнулась и ударила Гарри. У того даже слёзы выступили на глазах, и на миг он потерял нить разговора.

Заиграла музыка. Билл и Флёр под громкие аплодисменты пошли танцевать. Чуть погодя мистер Уизли пригласил на танец мадам Делакёр, а за ними последовали миссис Уизли и отец Флёр.

— Люблю эту песню, — сказала Луна, покачиваясь в такт вальсу, и вскоре встала, выскользнула на танцплощадку и начала вращаться на месте, закрыв глаза и размахивая руками.

— Вот молодец, — восхитился Рон. — Чудо-характер.

Однако улыбка быстро сползла с его лица: на освободившее место уселся не кто иной, как Виктор Крум. Гермиона смутилась и обрадовалась, но на сей раз Виктор воздержался от комплиментов и лишь угрюмо спросил:

— Кто этот тип в шолтом?

— Ксенофил Лавгуд, отец нашей подруги, — с вызовом ответил Рон, давая понять, что над своими смеяться не позволит, невзирая ни на какие провокации. — Идём потанцуем, — бросил он Гермионе.

Та слегка оторопела, но встала с довольным видом, и они с Роном влились в кружащуюся толпу.

— Они што, встрешаются? — пробормотал Крум, на миг отвлёкшись от Ксенофила.

— Вроде того, — отозвался Гарри.

— А ты кто?

— Барни Уизли.

Они обменялись рукопожатиями.

— Парни, слушай, ты хорошо снаешь этого Лавкута?

— Нет, только сегодня познакомился. А что?

Крум поверх кубка мрачно посмотрел на Ксенофила — тот за танцплощадкой мирно беседовал с какими-то колдунами.

— А то, — сказал Крум, — што не бут он костем Флёр, я бы фызфал его на туэл за такой амулет!

— Амулет? — удивился Гарри и тоже посмотрел на Ксенофила и странный треугольный глаз, поблескивавший у того на груди. — А в чём дело?

— Это знак Гриндельвальда!

— Гриндельвальда?.. Чёрного колдуна, которого победил Думбльдор?

— Именно.

На щеках Крума заходили желваки.

— Гриндельвальд убил много лютей — моего деда, к примеру. Конешно, у фас в стране он никогта осопо силу не забирал, боялся, кофорят, Тумблтора — и не зря, ушитывая, шем всё коншилос. Но это, — Крум показал пальцем на Ксенофила, — его снак, я сразу уснал. Гриндельвальд выресал его на стене «Дурмштранга», кокта там ушился. А некоторые итиоты перерисофыфали сепе на книги, на отешту, для устрашения... пока те, кто по фине Гриндельвальда лишился плизких, не фтолкофали им, што так делат не нушно.

Крум воинственно хрустнул пальцами и с ненавистью воззрился на Ксенофила. Гарри ничего не понимал. Отец Луны и силы зла? Нет, немыслимо. И вообще, никто, кроме Крума, не обращает на треугольный символ внимания.

— Ты... э-э... уверен, что это знак Гриндельвальда?

— Та, — холодно ответил Крум. — Я несколко лет хотил мимо него каштый ден, изушил.

— А может, — сказал Гарри, — Ксенофил просто не знает, что это за штука? Лавгуды, видишь ли... большие оригиналы. Он запросто мог решить, что это, скажем, поперечный срез головы складкорогого стеклопа.

— Поперешный срес шего?

— Толком не знаю, но они с дочкой по выходным за ними охотятся...

Гарри почувствовал, что, пожалуй, неудачно живописует всю необычность семьи Лавгудов.

— Вон она, смотри. — Он показал на Луну, которая по-прежнему танцевала в одиночестве и махала руками, словно отгоняя мошку.

— Шего это она? — спросил Крум.

— Наверное, защищается от мутотырка, — предположил Гарри, узнавая симптомы.

Крум явно не понимал, говорит ли Гарри серьёзно или разыгрывает его, поэтому достал из-под плаща волшебную палочку, угрожающе постучал ею по ноге и высек несколько искр.

— Грегорович! — вскричал Гарри.

Крум вздрогнул, но Гарри так разволновался, что забыл о конспирации. Он вспомнил, как Олливандер изучал палочку Крума перед Тремудрым Турниром.

— Што Грегоровиш? — подозрительно спросил Крум.

— Изготовитель волшебных палочек!

— Та, и што?

— Он сделал твою палочку! Вот я и подумал...

— Ты откута снаеш? — ещё больше напрягся Крум.

— Я... кажется, где-то читал, — залепетал Гарри. — В журнале... в твоём интервью с фанатами...

Крум смягчился, но сказал:

— Не припомню, штобы я кофорил с фанатами про палошку.

— А... э-э... где сейчас Грегорович?

Крум посмотрел озадаченно.

— Несколько лет насат ушёл на пенсию. Я — отин из послетних, кто купил его фолшепную палошку. У него они лутшие в мире. Хотя я снаю, што в Притании люпят Оллифандера.