Гарри Поттер и Дары Смерти

— И куда теперь? — то и дело вопрошал он. Не имея собственных идей, Рон явно ждал, что Гермиона и Гарри придумают всё за него, пока он страдает из-за нехватки провизии. Гарри и Гермиона часами обсуждали, где искать другие окаянты и как уничтожить имеющийся, но, поскольку новых сведений не поступало, беседы их ходили кругами.

Думбльдор говорил, что Вольдеморт наверняка спрятал окаянты в неких значимых местах, поэтому Гарри и Гермиона снова и снова, будто надоевшую молитву, повторяли названия, так или иначе связанные с Вольдемортом. Сиротский приют, где он родился и вырос, «Хогварц», где учился, «Боргин и Д'Авило», где работал после школы, затем Албания в годы изгнания... На этом они основывали свои рассуждения.

— Во-во, давайте рванём в Албанию. Страну обыскать — задача-то на пару часиков, — язвил Рон.

— Там окаянтов быть не может. Пять из них сделаны до изгнания, и Думбльдор был уверен, что шестой — змея, — отвечала Гермиона. — А она, мы точно знаем, не в Албании, она всегда рядом с Воль...

— Я же просил: имя не произносить!

— Хорошо! Змея всегда рядом с Сам-Знаешь-Кем, доволен?

— Лопаюсь от счастья.

— Насчёт «Боргина и Д'Авило» тоже сомневаюсь. — Гарри твердил это постоянно, но сейчас сказал, чтобы прервать очень неуютную паузу. — Они знатоки чёрной магии, они бы окаянт сразу распознали.

Рон демонстративно зевнул. Гарри, с трудом подавив желание запустить в него чем-нибудь тяжёлым, продолжил:

— Я по-прежнему считаю, что окаянт где-нибудь в «Хогварце».

Гермиона вздохнула:

— Но Думбльдор бы его нашёл!

Гарри в тысячный раз привёл довод в пользу своей теории:

— Он при мне говорил, что и не мечтает узнать все секреты «Хогварца». Говорю вам, если есть место, по-настоящему важное для Воль...

— Эй!

— САМ! ЗНАЕШЬ! КОГО! — заорал Гарри, потеряв терпение. — Если есть место, по-настоящему важное для Сами-Знаете-Кого, то это «Хогварц»!

— Да брось, — фыркнул Рон. — Школа?

— Да, школа. Его первый настоящий дом, где он осознал свою исключительность. «Хогварц» для него — всё, и даже когда он доучился...

— Мы говорим о Сами-Знаете-Ком, я ничего не путаю? Или уже о тебе? — поинтересовался Рон, дёргая на шее цепочку медальона. Гарри смертельно захотелось придушить его этой цепочкой.

— Ты говорил, Сам-Знаешь-Кто просил Думбльдора взять его преподавателем, — сказала Гермиона.

— Точно, — кивнул Гарри.

— И Думбльдор считал, что он хочет вернуться ради какой-то вещи, возможно, принадлежавшей основателям, чтобы создать ещё один окаянт?

— Ну да.

— Но ведь работы в «Хогварце» он не получил? — продолжала Гермиона. — А значит, шанса создать и спрятать в школе окаянт у него не было!

— Хорошо, — сдался Гарри. — Забудем про «Хогварц».

Отчаявшись что-то придумать, они под плащом-невидимкой отправились в Лондон искать сиротский приют, где Вольдеморт провёл детство. Гермиона прокралась в городскую библиотеку и выяснила, что дом снесли много лет назад. Они пришли по указанному адресу и обнаружили там офисное здание.

— Попробовать добраться до фундамента? — без энтузиазма предложила Гермиона.

— Тут он окаянты прятать не стал бы, — решительно отрезал Гарри. Он был уверен на сто процентов. Прятать осколок души там, откуда всегда стремился сбежать? Нет. Думбльдор показал Гарри, что для тайников Вольдеморт всегда выбирал места грандиозные и таинственные, вроде «Хогварца», министерства или колдовского банка «Гринготтс» с его золотыми воротами и мраморными полами. Куда до них этому серому, убогому лондонскому уголку?

Они безыдейно блуждали по стране, каждый вечер разбивая стоянку на новом месте. По утрам тщательно уничтожали следы своего пребывания и отправлялись на поиски другого уединённого места, аппарируя то в лес, то в тенистую расщелину меж скал, то на молиниевый луг или склон горы, поросший утёсником, а однажды заночевали в прибрежной пещере на гальке. Каждые двенадцать часов они передавали друг другу окаянт, и это напоминало детскую игру «передай посылку» в пугающе замедленном темпе, где каждый в страхе ждёт мгновения, когда стихнет музыка и в награду ему достанутся полдня мучительной тревоги.

Шрам по-прежнему не давал Гарри покоя. Особенно часто это случалось, если на шее висел окаянт. Иногда Гарри не мог сдержаться и морщился от боли.

— Что? Что ты видел? — сразу спрашивал Рон.

— Лицо, — бормотал Гарри, — всё то же лицо. Парня, который ограбил Григоровича.

Рон отворачивался, даже не пытаясь скрыть разочарование. Он надеялся узнать что-нибудь о семье или Ордене Феникса, Гарри это понимал, но не мог, как телевизор, транслировать передачи по заказу; он видел только то, о чём в данную минуту думал Вольдеморт. А тот неотступно думал о смешливом воришке, ни имени, ни местонахождения которого тоже не знал. Белокурый весельчак то и дело, словно дразня, проникал в сознание, шрам саднил, но Гарри научился скрывать боль — малейшее упоминание о воре страшно злило Рона и Гермиону. Гарри на них почти не обижался — просто они очень надеялись получить подсказку, где искать окаянты.