— Я слышал, ты ненавидишь магглов, с которыми живёшь, — мгновенно ответил Эрни.
— Невозможно жить с Дёрсли и не ненавидеть их при этом, — парировал Гарри. — Посмотрел бы я на тебя на моем месте.
Он развернулся на каблуках и вылетел из библиотеки; мадам Пинс проводила его неодобрительным взглядом, протирая золочёный переплёт тяжёлой книги.
Гарри шагал по коридору, от ярости не замечая, куда идёт. В результате, он врезался в нечто очень большое и твёрдое, и его отбросило на пол.
— А, привет, Хагрид, — сказал Гарри, подняв взгляд.
Лица Хагрида было почти не видно из-за шерстяного, облепленного снегом вязаного шлема, но его невозможно было ни с кем спутать: исполинская фигура в кротовом пальто загораживала весь коридор. Из необъятных размеров варежки свисал мёртвый петух.
— Как жисть, Гарри? — спросил он, стянув шлем, чтобы можно было говорить. — А ты чой-то не на уроке?
— Отменили, — объяснил Гарри, поднимаясь на ноги. — А ты как тут оказался?
Хагрид поднял повыше безжизненного петуха.
— Второй уж за триместр, — сообщил он. — Толь лисица, толь бука-кровосос, вот мне разрешение директора нужно, чтоб курятник заклятьем оградить.
Он пристально поглядел на Гарри из-под мохнатых запорошенных снегом бровей.
— У тебя точно всё в порядке? Ты какой-то красный весь, расстроенный…
Гарри не мог заставить себя повторить то, что говорили о нём Эрни и другие хуфльпуфцы.
— Всё нормально, — соврал он. — Ну, я лучше пойду, Хагрид, следующим уроком преображение, а мне ещё нужно книги забрать.
Он зашагал дальше, всё ещё вспоминая слова Эрни.
Гарри протопал вверх по лестнице и свернул в другой коридор, — здесь было особенно темно; факелы погасил сильный ледяной сквозняк из щели под оконной рамой. Он дошёл уже до середины коридора, и вдруг, споткнувшись обо что-то, растянулся на полу.
Он, обернувшись, прищурился, и желудок у него будто исчез.
На полу лежал Джастин Финч-Флечли, холодный, окоченевший; на его лице застыл шок, пустой взгляд был направлен в потолок. И это было ещё не всё. Рядом с ним находилась другая фигура, и страннее картины Гарри никогда не видел.
Это был Почти Безголовый Ник, но не жемчужно-белый и полупрозрачный, а чёрный, словно закопчёный; лёжа на спине, он неподвижно парил дюймах в шести от пола. Голова его наполовину отошла от шеи, а на лице застыло то же потрясённое выражение, что и у Джастина.
Гарри, часто дыша, поднялся на ноги; сердце в грудной клетке отбивало барабанную дробь. Он начал дико озираться по сторонам и заметил вереницу пауков, удирающих прочь от лежащих тел. Слышны были только приглушённые голоса учителей из ближайших классов.
Можно убежать отсюда, и никто не узнает, что он был здесь. Но нельзя же просто оставить их здесь… Нужно привести кого-нибудь на помощь… Но поверят ли, что он здесь ни при чём?
Пока он стоял там в панике, дверь рядом с ним с грохотом распахнулась. Из пустой комнаты вылетел полтергейст Брюзг.
— Ага, Поттер-обормоттер! — захихикал Брюзг, пронёсшись мимо Гарри и сбив его очки набок. — Что это мы замышляем? Что мы тут вынюхиваем…
Брюзг замер, не завершив сложное сальто. Повиснув вверх тормашками, полтергейст заметил Джастина и Почти Безголового Ника. Рывком вернувшись в исходное положение, он набрал полную грудь воздуха и, не успел Гарри и рта раскрыть, завопил:
— НАПАДЕНИЕ! НАПАДЕНИЕ! ЕЩЁ ОДНО НАПАДЕНИЕ! НЕ СПАСУТСЯ НИ ЛЮДИ, НИ ДУХИ! СПАСАЙСЯ, КТО МОЖЕТ! НАПАДЕЕЕЕНИЕ!
Бах — бах — бах — двери по всему коридору пооткрывались, и из классов высыпали ученики. На несколько минут поднялся такой переполох, что Джастина едва не раздавили, а внутри Почти Безголового Ника постоянно кто-нибудь топтался. Гарри буквально пригвоздили к стене, а преподаватели тщетно взывали к дисциплине. Примчалась профессор Макгонаголл, со своим классом, — у одного паренька волосы всё ещё были в чёрно-белую полоску. Она рассекла палочкой воздух, — та при этом издала громкий хлопок, что восстановило тишину, — и велела всем возвращаться в классы. Когда толпа немного рассеялась, появился, тяжело пыхтя, Эрни из Хуфльпуфа.
—
— Довольно, Макмиллан! — осадила его профессор Макгонаголл.
Брюзг, теперь ехидно ухмыляясь, маячил у них над головами, взирая на происходящее; он всегда любил хаос и беспорядок. Профессора склонились над Джастином и Почти Безголовым Ником, а Брюзг затянул песню:
— Наш Гарри в ударе! Что ты натворил? Ты кучу детей ради смеха убил!..
— Довольно, Брюзг! — гаркнула профессор Макгонаголл, и Брюзг задом унёсся прочь, показывая Гарри язык.