Гарри Поттер и Орден Феникса

   - Знамо дело, не желал, - тихо промолвил он. – И все же, Гарри, не тот он был человек, чтобы дома на печке лежать, когда другие сражаются. Он нипочем не простил бы себе, кабы на выручку к тебе не кинулся…

   Гарри вскочил на ноги.

   - Мне пора… Рона с Гермионой навестить надо, - бросил он, не придумав ничего другого.

   - Вона что… - расстроился Хагрид. – Что ж… ступай, Гарри… Береги себя и заходи, коль минутка найдется…

   - Угу… договорились…

   Гарри ринулся к двери и распахнул ее, не дав Хагриду возможности толком попрощаться. Вновь очутившись на солнце, он зашагал по лужайке, удаляясь от хижины лесничего. По дороге его опять окликали все, мимо кого он проходил. На пару секунд он прикрыл глаза, страстно желая, чтобы, когда снова их откроет, все бы испарились, и он бы остался в одиночестве…

   Всего несколько дней назад, до окончания экзаменов, до того, как Волдеморт создал в его сознании то роковое видение, он бы ничего не пожалел ради того, чтобы все в магическом сообществе убедились в истинности всего, о чем он говорил, чтобы поверили в возрождение Волдеморта и в то, что сам он не лгун и не психопат. Теперь же…

   Он прошелся вдоль берега озера, расположился в тени густого кустарника, подальше от назойливых взглядов, и стал размышлять, глядя на блестящую водную гладь…

   После разговора с Дамблдором он чувствовал себя так, словно отмежевался от людей, и именно это, возможно, стало причиной его тяги к уединению. Будто невидимая ширма отгораживала его от всего остального мира. На нем лежала печать судьбы – с самого рождения. Просто раньше ему было невдомек, что все это означало…

   И все же, сидя теперь на берегу озера, придавленный горем утраты Сириуса, с кровоточащей раной на сердце, он почти не находил в своей душе страха. Сияло солнце, отовсюду лился смех, и хотя он чувствовал себя нездешним, словно прибыл из другого мира, ему никак не верилось, что в его жизни неизбежно случится убийство, которое, возможно, его собственную жизнь и оборвет…

   Так он долго сидел, глядя на воду и стараясь выкинуть из головы думы о крестном, прилагая все силы, чтобы не вспоминать, как когда-то Сириус упал без чувств на противоположном берегу озера, когда пытался дать отпор сотне дементоров…

   Солнце уже зашло за горизонт, и Гарри вдруг почувствовал, что совсем закоченел. Он поднялся и пошел в сторону замка, утирая лицо рукавом.

* * *

   Полностью исцелившиеся Рон и Гермиона покинули больничное крыло за три дня до окончания семестра. Гермиону распирало от желания потолковать о Сириусе, но Рон цыкал на нее всякий раз, как она произносила вслух его имя. Гарри не был уверен в том, что готов говорить о крестном, и степень его готовности целиком зависела от настроения. В одном он, впрочем, не сомневался: каким бы безутешным он ни был сейчас, но уже через пару дней, вернувшись в Вечнозеленый Тупик, он станет сильно тосковать по Хогвартсу. И хотя теперь он точно знал причину, по которой вынужден был каждое лето возвращаться в этот дом, ему не становилось от этого лучше. На самом деле сама мысль о возвращении никогда еще не приводила его в такое паническое состояние.

   Профессор Амбридж покинула Хогвартс за день до окончания семестра. Во время ужина она тайком выбралась из больничного крыла, надеясь, по всей видимости, что ей удастся уехать, избежав огласки, но, как на грех, на ее пути нарисовался Пивз, и уж он-то не упустил возможности исполнить последнее наставление Фреда с Джорджем. С радостным кудахтаньем он погнал ее прочь из замка, щедро охаживая то тростью, то дубинкой из туго набитого мелом носка. Многие ученики выбежали из Вестибюля, чтобы понаблюдать за ее бегством, а деканы факультетов предпринимали весьма неубедительные попытки восстановить дисциплину. Что касается профессора МакГонагалл, то она, сделав ученикам пару вялых замечаний, вновь уселась в кресло и во всеуслышание выразила досаду, что не может, как бы ей хотелось, с гиканьем броситься за Амбридж следом, поскольку одолжила свою трость Пивзу.

   Настал последний школьный вечер. Большинство учеников уже закончили паковать сундуки и теперь спускались вниз на банкет по случаю окончания учебного года. Что касается Гарри, то он к упаковке своих вещей даже и не приступал.

   - Завтра все упакуешь! – сказал Рон, нетерпеливо дожидавшийся его около двери в спальню. – Идем скорей, а то я умираю с голоду.

   - Я не задержусь… Ты иди, не жди меня…

   Дверь в спальню захлопнулась за Роном, однако Гарри палец о палец не ударил, чтобы хоть как-то ускорить процесс. Отправляться на банкет было последним, чего бы ему хотелось. Он опасался, что Дамблдор упомянет его имя в своей речи, поскольку без упоминания имени Волдеморта дело точно не обойдется, ведь он еще в прошлом году рассказал о его возрождении…

   Гарри начал извлекать со дна сундука скомканные мантии, чтобы освободить место для тех, что были аккуратно сложены, и ему бросился в глаза небольшой сверток, кое-как упакованный. Гарри не мог припомнить, как он там оказался. Наклонившись, он вытащил его из-под кроссовок, чтобы лучше рассмотреть.