Газета Завтра 17 (1221 2017)

Внешне Юрия Петухова можно было посчитать за «человека в футляре», настолько он был застегнут на все пуговицы, скрытчив и ровен в беседе, никак не выдавая внутренней борьбы; никогда при мне он не взрывался, не повышал голоса, не обрывал в разговоре и не перечил, чтобы обязательно настоять на своём, внешне легко уступал, оставаясь, однако, при своём выстраданном мнении. В очках, при рыжеватой бородке, высокий лоб с залысинами, холодноватый взгляд, никакой неряшливости в одежде, некоторая чопорность в общении. Петухова можно было бы принять за кого угодно, только не за «генератора» новых идей, подключенного к высокому напряжению; внутри всё кипело и бурлило, готовое вырваться наружу, и эти чувства надо было постоянно подавлять, чтобы не обнаружить себя истинного, ибо неизвестно было Петухову, как отнесутся окружающие к его мифологемам, к его выстраданным смыслам и вымыслам, которые легко было высмеять и выдать за причуды московского безумца (подобное мнение можно найти в интернете). Но однажды, когда шли в Союз писателей на Комсомольский проспект, Петухов вдруг признался полушепотом, поборов стеснительность, часто оглядываясь, не подслушивает ли кто: дескать, академик Рыбаков высоко чтит его работы, и считает, что за открытие «сверхэволюции» Петухов заслуживает Нобелевской премии.

Петухов был гордым человеком, но самолюбие и честолюбие всё время подавлялись врожденной скромностью и стеснительностью, не давали отдохнуть сердцу. Хотя Петухов внешне был открыт, приязнен, остроумен, но внутренне постоянно находился в угнетённом настроении, ибо его мнение о себе, чрезвычайно высокое, не подкреплялось добрым отношением извне. К Петухову шли мешки писем от поклонников со всех углов страны, но столица не замечала его, не находилось доброжелательного слова от ученой элиты, от державников и националистов, не было в печати ни хулы, ни критики, Петухова как бы не существовало для России - такая глухая стена умолчания была возведена вокруг. Хотя книги расходились «влёт, как горячие пирожки», издательства наперебой снова и снова засылали в печать «Историю русов», «Норманны-русы севера», «Дорогами богов. В поисках прародины», тираж изданий перевалил за пятнадцать миллионов. Какой-нибудь актёришка или литератор бойкого пера, без царя в голове и вообще с талантом на копейку, были в центре общественного внимания, о них гремели фанфары, их имя не сходило с экранов, с газетных полос, о них пели псалмы, их воздвигали на котурны, обвешивали грудь орденами, таскали по выставкам, как редких породистых псов. Так разве было не обидно Юрию Петухову, несмотря на нордический характер, что имя его придавлено бетонной плитой умолчания, залито асфальтом и цементным раствором? Конечно, обидно: живой же человек, братцы, хотя и последний из династии «рюриковичей», отпрыск знатной породы, - и ему ли с его-то именем гнуться перед сопливыми, кому цена копейка за дюжину? «Всякой мелочи несусветной, врагам рода человеческого и фиглярам-сатирикам – и народных, и лауреатов, и ордена – не за таланты, а за верность Двору, за ненависть к России… Господи! Ты всё знаешь, не дашь соврать!» И если по лицу Петухова, всегда спокойному, слегка ироничному, не замечалось внутренней боли и печали, то в дневниках Петухов открывался нараспашку, с исповедальной искренностью, давал себе волю хлестать богоотступников наотмашь, с дерзостью, полагая себя последним на Руси истинным писателем и мудрецом от Бога. «Пишу со скрипом «Бойню-3» и сам удивляюсь – в жизни-то идёт всё, как по написанному мною. Хоть не пиши. Всё сразу переходит в практику».

Может, потому Юрий с такой радостью откликнулся на «литературные беседы» у Бондаренко в тесном углу Союза писателей, где Петухова приняли как своего, радовались его приходу, гордились им, восхищались его умом и почитали, как национальную гордость. А ведь Петухов был воистину выдающимся русским человеком, создавшим «Общую Теорию эволюции, сверхэволюции и истории человечества»; мне сразу открылась его глубина и необычность натуры, его восхищённость русским народом и влюбленность в него. Эта поклончивость и позволяла выстраивать совершенно новую необычную биографию русского племени, писать о нём, что «русские – это начало человека нового типа. Стволовое направление, центральное, самое древнее звено человечества».