Где валяются поцелуи. Париж

Солнце спокойно смотрело на вырытые искусственные озера и реки, на посаженые полмиллиона новых деревьев, которые смешались с местными, как и местные жители с приезжими, те, в свою очередь, бродили, бегали, велосипедили по извилистым дорожкам Булонского леса. На входе мы взяли напрокат велосипеды и дальше поехали верхом. Повсюду люди шуршали словами и фотографировались, кто на фоне памятников, кто на фоне цветущих деревьев – было видно: одним не хватало славы, другим – внимания.

– Аллея Маргариты, – объявил Пьер.

– А аллеи Мастера здесь нет, случайно?

– Не знаю. Есть город мастеров, если тебе интересно, – пытался ехать не сзади, а рядом со мной Пьер.

– А город Маргарит? – продолжала издеваться над Пьером Кэт.

– Ночью. Ночью Булонский лес превращается в место сбора парижских проституток.

– Ты куда меня ни сводишь, везде они. Франция одержима. Я прямо начинаю волноваться.

– Мне нравится, когда ты волнуешься.

– Я за себя волнуюсь.

– Не бойся, это было давно, – сделал паузу Пьер. Катя остановилась. – Во время Столетней войны, когда Булонский лес был одним из самых опасных мест. Мне было одиноко, пока здесь я не нашел свой приют среди воров и преступников.

– Я уж подумала, сейчас ты откровенно раскроешь все карты, и я полюблю тебя за твои пороки, – рассмеялась Катя и снова надавила на педали.

– Слова – вода, они не могут быть откровенными… – выехали мы к тихому пруду, где ивы полоскали волосы. – Смотри, дерево собралось нырять, – указала я на ниже всех склонившуюся к воде иву. – Не, не нырнет, вода холодная. «Наша бы нырнула», – подумала я про себя. – Может, искупаемся? – провоцировала Кэт.

– Может, не здесь?

– Извини, я тебя перебила. Так что может быть откровенным?

– Секс – самое откровенное, что может случиться между мужчиной и женщиной.

– Тише, – поднесла палец к губам Катя. Ей показалось, что парк услышал заветные слова: женщины оглянулись, мужчины подняли головы. Навстречу нам шла парочка. Рядом он и она, настолько разные, что пути их не пересекались. Две независимые параллельные прямые, двое детей, как два ребра, которые их соединили в один квадрат любви. Женщина катила коляску с двойней. Дети не спали, ныли.

– Ноев ковчег, – усмехнулась Катя, едва семья прошла.

– Ага, Адам и Ева. Будь я депутатом, поставил бы ребром вопрос, чтобы женщина не работала по субботам.

– Мне кажется, Ева у Адама не работала вообще. Потому что он был мужчиной щедрым, он не просто ставил вопросы ребром, он даже своего ребра не пожалел, лишь бы женщина была, была счастлива.

Кажется, Адам услышал нас, он перехватил коляску у Евы и теперь катил ее сам. Семейство скрылось за деревьями, мы с Пьером удивленно переглянулись.

– Кстати, Булонский лес и сегодня ассоциируется с центром разврата, не меньше чем площадь Пигаль.

Катя не стала уточнять, почему семья оказалась здесь кстати.

– В прошлом Булонский лес был местом, где собирались жрицы любви. И даже существовали карты аллей и проездов, где находились девушки, оказывающие интимные услуги, – продолжал лекцию Пьер.

– Представляю: все эти люди, которые днем здесь бегают трусцой, катаются на лодках и устраивают пикники, в полночь превращаются в сутенеров, шлюх и насильников, в поиске заработка и удовольствий.

Скоро люди отстали, встречаясь все реже и реже. Мы крутили педали, пытаясь на ходу вести легкую беседу:

– Чувствуешь, людей все меньше?

– Настоящих всегда было немного. Исчезающий вид. Скоро их можно будет внести в Красную книгу.

Сверху весело рассеивала солнечный свет листва, снизу его подхватывали спицы переднего колеса, он словно белка никак не мог вырваться из прутьев этой круглой клетки. Забираясь по дорожкам все глубже, скоро заехали в такую глухомань, где пришлось слезть с велосипедов и вести коней под уздцы.

– Может, сделаем привал?

– Да, я знаю здесь одну подходящую полянку, – всматривался в ландшафт парка сквозь деревья Пьер.

– Давай под этим каштаном.

– Ты уверена, что это каштан? Мне кажется – кедр.

– Нет, не уверена, но мне нравится, как звучит.

* * *