Генезис и структура квалитативизма Аристотеля

Каково же решение этой проблемы-апории, которое Аристотель набрасывает в последней главе анализируемой книги, и какое место занимают в нем и во всей апории качества вещи? Мы уже проследили, что, поскольку форма совпадает с качеством прежде всего в плане видовой характеристики сущности, постольку апория формы материальных вещей оказывается и апорией их качества. Эта апория состоит в том, что качество является родом бытия, но в определение вещи входят не все качества: качество и суть бытия вещи, качество и определение вещи находятся в проблемно напряженном, апорийном отношении, разрешающий эту проблему смысл которого – в вычленении качеств, входящих в суть бытия вещи, в нахождении критерия существенности свойств, присущих вещам.

Качество рассматривается Аристотелем как акциденция сущности. Об этом мы уже говорили. Но именно акциденция как случайные характеристики «отфильтровываются» при определении сути бытия вещей. Означает ли это отбрасывание всех качеств вещи? Значит ли это, что познание только «оголяет» вещи до чистых существенностей, лишенных качеств? Значит ли это, что Аристотель останавливается на такой антиномии: чистая существенность без качеств, с одной стороны, и чистая качественность без существенности или чистая несущественность качеств – с другой? Так было бы лишь в том случае, если бы Аристотель нацело отождествил качество и акциденцию в их противоположности к сущности и сути бытия. Но Аристотель поступает иначе. И этот шаг в решении данной апории и снятии такой антиномии важен для обоснования возможности познания подвижного материального мира, т. е. для обоснования физического знания вообще.

Подход Аристотеля к преодолению этой апории такой: познание есть познание причин (об этом он говорит много раз в разных сочинениях), форма как суть бытия есть причина, причем и в плане теории познания и в онтологическом плане[86], значит, заключает он, «ищут причину для материи, а она есть форма, в силу которой материя есть нечто определенное; а эта причина есть сущность [вещи]» (VII, 17, 1041b 7–9). «Нечто определенное» (τόδε τοιόνδε) – это вещь, наделенная качеством. Но не всяким качеством, так как акцидентальное качество, как и простая акциденция вообще, не имеет причины как сути бытия. Человек может сидеть, быть образованным и т. п., но все эти качества или состояния не обоснованы в его сути бытия, в том, что делает человека человеком. Вот только особенность, содержащаяся в сущности (сути бытия или «чтойности»), имеет такую причину и может доказываться, выводиться из этой сути. Это – существенное качество, существенная «несущественность» (в этом выражении не надо видеть contradictio in adjecto), τò συμβεβηκòς καϑ’αύτό или «привходящее само по себе», «неотъемлемое свойство»[87] или «субстанциальная акциденция».

Этот существенный атрибут принадлежит, конечно, к миру атрибутов, а не к миру «субъектов» – предметов – носителей атрибутов (сущностей), но он связан с предметом необходимой связью, которая делает возможным его выведение, т. е. доказательство того, что такой атрибут действительно с необходимостью должен приписываться определяемой вещи. Этот атрибут и, следовательно, соответствующее ему качество, входит в цепь умозаключений, т. е. входит в научное знание. Аристотель подчеркивает, что определение сути бытия индивидуальной вещи без определения ее существенных качеств «мало что говорит» (VII, 1041а 20). Мало сказать, что человек есть человек, нужно еще «спросить, почему человек есть такое-то живое существо» (там же, 1041а 20–21, курсив наш. – В.В.), т. е. живое существо (род), наделенное определенным существенным качеством.

Существенные качества, охватываемые понятием «субстанциальной акциденции», таким образом, включаются в процесс рационального познания. Тем самым сформулированная выше антиномия пустой бескачественной существенности и акцидентальной качественности без существенности получает в этом понятии свое разрешение, а вместе с ней и вся апория VII книги. Конечно, это еще только набросок решения, но ключевой, можно сказать, программный набросок, который развивается Аристотелем как в «Метафизике», так и более специально во «Второй аналитике».