– Инженерным, надеюсь шедевром, синьор Содерини, – пошутил Леонардо. -Я, как вы знаете, занимаюсь вопросом о возможности отвода Арно из Пизы, чтобы одолеть войско пизанцев. Правительству требуется компетентное заключение, работа над чем и отнимает сейчас большую часть моего времени.
– Наслышан, наслышан я о вашем весьма смелом замысле, маэстро Леонардо, и ваше экспертное мнение заслуживает самой высокой степени доверия.
– В скором времени я предоставлю вам подробный отчет с рисунками, если только эти нерешительные «мастера воды» вновь не засомневаются в проекте и не остановят его. Помимо этого, я немного занимаюсь живописью, поскольку, прознав о моем возвращении, ко мне стали приходить заказы на картины.
– И кто же это позволил себе вас атаковать, маэстро Лернардо? – спросил Содерини с осторожной улыбкой.
– Одной из первых бросилась, как вы сказали, в атаку Изабелла д'Эсте. Она обратилась ко мне с письмом, которое передала через своего посла с просьбой написать для нее молодого Христа.
– Изабелла д'Эсте… Герцогиня Мантуи… Дама с железной хваткой! – опять пошутил Содерини. Впрочем, я думаю, Мантуя могла бы и подождать, ведь интересы родного города для вас превыше всего, не так ли, маэстро Леонардо? Я был бы безмерно рад, согласись вы сделать что-нибудь для Синьории.
– Я к услугам Фьоренцы, – сказал Леонардо. –Чего именно вы от меня хотите?
– Мы предлагаем вам расписать одну из стен нового зала Палаццо Синьории.
– Уважаемый синьор Содерини, сейчас заняться этим я не смогу. Но я не откажусь от скульптуры. Я видел во дворе кафедрального собора глыбу великолепной белизны каррарского мрамора. Говорят, она тридцать лет ждет решения своей судьбы.
– Да, глыба сия, 5-ти метров в высоту, испорчена и изуродована так, что ведавшие работой давно махнули на нее рукой, и вот так она многие годы и стоит под дождями и солнцем.
– Из нее можно изваять прекрасную статую.
– Конечно! – воскликнул Содерини, понимая, что задуманный им план частично разваливается, но, тем не менее, сможет удержать живописца. – Это будет большой честью для города!
– Я безмерно рад, синьор Содерини, – сказал Леонардо. – И сейчас же приступлю к эскизам…
Леонардо не знал, что на этот же мрамор претендует молодой скульптор Микеланджело. Человек среднего роста, широкий в плечах, мускулистый, с круглой головой, покрытой черными курчавыми волосами, и квадратным, морщинистым лбом, тонкими, язвительными губами и деформированным носом – случайно повстречав такого человека, невозможно было бы подумать, что перед вами художник, талантливый во многих искусствах, кроме музыки. Отец его, чиновник, упорно заставлял его терзать флейту и желал видеть его юристом, что категорически не устраивало самого Микеланджело. Он искренне ненавидел свою латинскую школу, но в одном она принесла пользу – именно там юноша познакомился с Франческо Граначчи – учеником известного тогда во Флоренции мастера Доминико Гирландайо – а через эту дружбу и сам вскоре стал подмастерьем у Гирландайо.
Когда Микеланджело узнал о творческих планах Леонардо, он примчался к гонфалоньеру и попросил отдать эту глыбу мрамора ему.
– Синьор Содерини, – горячо говорил напористый скульптор, – Вам следует отдать этот мрамор мне, не Леонардо да Винчи! Только мне дано вдохнуть в него душу! Я показал, чего я стою. Вы вот, уверен, ездили в Рим с единственной целью – увидеть там мою «Пьету»! Согласитесь, что моя работа – это триумф – она поражает величием и затмевает все античные статуи в Риме!
– Да, ваша «Пьета» просто поразительна, синьор Микеланджело. Снимаю перед вами шляпу! Горе Матери, потерявшей Сына – эта ваша работа, никто не спорит, настоящий шедевр. Вот только…
– Что только? – грубо перебил его Микеланджело. – Ну же, говорите!
– Есть только одно несоответствие. Когда распяли Иисуса, ему было 33 года. Как вы объясните, что Его Мать, Дева Мария, выглядит моложе Его самого на вашей скульптуре?
– Она чиста! Не осквернена похотью и зачала непорочно! Всем известно, что непорочные женщины сохраняют свою свежесть намного дольше, чем те, кто легко раздает свои милости. Это относится и к нам – хотите прожить долгую жизнь – избегайте плотских наслаждений.
– Спасибо за науку, молодой человек. –Губы Содерини растянулись в улыбке. А Микеланджело не унимался:
– Поймите, синьор Содерини, вы не можете отдать мрамор человеку, который не держит своего слова. Я говорю о да Винчи. К тому же он медлителен. А во Фьоренце тот, кто позволяет себе перерывы в работе, обречен на забвение. Здесь сам воздух наполнен стремлением к чести и славе.
– Только не Леонардо да Винчи, мой юный друг! Он может не работать десятилетиями и все равно останется одним из первых.
– Только один из первых… Это еще не самый первый. Я буду им! К тому же, у меня безупречная репутация.
– Безупречная репутация, говорите? А как же та нашумевшая история с вашим «Спящим Купидоном»? – широкое кресло под Содерини заскрипело.