Гении тоже люди… Леонардо да Винчи

Все притихли, обратив на них любопытные взоры. Но ни один мускул не дрогнул на лице Леонардо. И несколько мгновений оба молча смотрели друг другу в глаза – один с прежней доброжелательной улыбкой, переходящей в удивление и некую печаль, а другой – с презрительной усмешкой, которая искажала лицо его судорогой, делая еще безобразнее. Затем Леонардо холодно поднял лежащий на земле железный брус, и, глядя Микеланджело в глаза, спокойно согнул брус, так, словно он был из мягкого свинца, и бросил его в Микеланджело. Брус угодил бы Микеланджело прямо в лицо, если бы тот не увернулся.

– А теперь попробуй, если сумеешь, разогнуть его своими мужскими ручищами! – сказал Леонардо.

Микеланджело хотел что-то сказать, но только отвернулся и, понурив голову, неуклюжим шагом пустился прочь.

Салаи прокричал ему вслед:

– Ты – урод с расплющенным носом! Кусок дерьма!

– Ты не прав, Салаи. Он талантлив. И даже очень! А ты не злословь, прошу тебя. – спокойно сказал Леонардо, положив руку ему на плечо.

– Но он ничего из себя не представляет! – кричал Салаи. – Его «колосс» высотой всего четыре с половиной метра, а ваш Конь почти вдвое больше. Если бы герцог Моро дал вам тогда бронзу для его отливки, то Конь стал бы восьмым чудом света!

– Успокойся, Салаи, мальчик мой, не расстраивай себя понапрасну… – утешал его Леонардо.

– Вы лучше скажите, где это в Библии написано, что Голиафа победил голый юноша, да еще и с таким крохотным «достоинством»? – не унимался Салаи. Леонардо не ответил, но губы его растянулись в легкой улыбке.

– Он обычный каменотес, маэстро Леонардо! Еще и извергает яд из своих уст! Почему вы ему не ответили?

– Все хорошее, что мне делают, я записываю в своем сердце, Салаи. И все плохое тоже, но только на воде…

– Но ведь вы могли бы одной своей рукой раздавить как цыпленка этого грязного, тщедушного уродца!

– Относись ко всем с добром и уважением, Салаи, даже к тем, кто с тобой груб и несправедлив. И не потому, что они достойные люди, а потому, что ты достойный человек…

…Целых четыре месяца плотники сооружали клетку для перевозки «Давида». В то майское утро, когда наконец пробили стену ангара, члены комитета в полном составе уже были на месте. Обвязанный веревками, «Давид» под звучание «AveMaria» был поднят при помощи огромных лебедок внутри своей огромной клетки. И сорок человек долгих четыре дня, по обтесанным стволам деревьев, как по каткам, тянули огромную клетку со статуей на площадь Синьории. Как только один каток освобождался, его перетаскивали вперед и укладывали на мостовую, которую до этого выравнивали целую неделю.

В одну из таких мучительных ночей какие-то неизвестные люди попытались повредить статую, кидая в нее камни. Кто это были? Сторонники Медичи? Или пуритане, которые считали мерзким тот факт, что в центре города собирались водрузить статую обнаженного мужчины? Микеланджело же, в присутствии гонфалоньера объявил, что негодяев этих подкупил никто иной как сам Леонардо да Винчи. Как бы там ни было, после этого Содерини распорядился выставлять ночной патруль вокруг «Давида». Наконец, статуя была торжественно открыта и вся Флоренция бурно приветствовала Микеланджело, которого признали самым великим итальянским скульптором. Говорили, что статуя сия отняла славу у всех статуй, современных и античных, греческих и римских.

– Статуя прекрасна, Микеланджело, – сказал Пьеро Содерини, в очередной раз, с видом большого знатока в искусстве, осматривая творение скульптора. – Только вот позвольте мне обратить внимание на одну деталь…

– Какая еще деталь? – Микеланджело, почувствовал неладное, был готов тут же ринуться в бой за свое детище, но вовремя остановился, решив выслушать мэра.

– Нос у статуи слишком велик, надо бы его уменьшить.

Микеланджело видел, что Содерини стоит прямо под фигурой и видит ее в искаженной перспективе. Что оставалось ему делать, чтобы не испортить работу? Препирательства с мэром лишь оскорбили бы его и привели к потере репутации.

Микеланджело, скрепя сердце, согласился с замечанием.

– Хорошо, синьор Содерини, – сказал он, – это просто мелочь, которая легко исправляется резцом.

Он взял резец и пригласил мера подняться с ним на леса. Тот любезно отказался, сославшись на головокружение. Микеланджело же, добравшись до головы статуи, начал легонько постукивать по резцу и одновременно, малыми порциями, после каждого удара выпускать из кулака мраморную пыль, незаметно прихваченную им заранее. Он никак не изменил форму носа, но создал полное впечатление, что потрудился над ним. Через несколько минут он спустился с лесов и отвел мэра на место, с которого открывалась правильная перспектива, со словами:

– Посмотрите теперь, синьор. Вам нравится?

– Ну вот, так гораздо лучше, – отозвался Содерини…

В мае 1503 года Леонардо заключил с Синьорией соглашение о написании фрески на тему одного из победоносных сражений флорентийского войска.