Тем временем со всей Италии съезжались люди, чтобы полюбоваться творениями двух гениев. Пришел и Перуджино – старый друг Леонардо по мастерской Веррокьо.
– Познакомься, Леонардо, – обратился к нему Перуджино, указывая на незнакомого юношу, почти мальчика, рядом с собой. Это мой ученик Рафаэль Санти из Урбино. Живет у меня, но истинный дом его – это мир искусства. Скажу тебе, Леонардо, что Рафаэлло обладает великим талантом и, как ты в свое время превзошел маэстро Верроккьо, так и он однажды превзойдет меня. Видел бы ты его «мадонн» – они столь прекрасны и миловидны, чарующие юные матери! – при этих словах юноша скромно склонил голову перед Леонардо.
Стройный, гибкий, с тонкой шеей и нежной кожей. Темные волосы, такая же шапочка. Черный камзол, между которым и кожей теплого цвета была видна узкая белая полоска белоснежной рубашки. Леонардо видел вдохновленное лицо юноши с большими глубокими глазами, от которого исходили спокойствие и небесная гармония.
– Я очарован увиденным, маэстро Леонардо, – произнес Рафаэль, и на его красивом аристократическом лице появился румянец… – ваши картоны «Битва при Ангиари» кажутся мне чудом искусства.
– Благодарю вас, молодой человек за высокую оценку! – глаза Леонардо сияли.
– Маэстро, я учился живописи по вашему картону «Святая Анна», – продолжал Рафаэль. Я многократно копировал этот картон, а теперь прошу позволения изучить картоны о битве при Ангиари.
– А не принес ли ты с собой какие-нибудь свои работы? Мне было бы крайне интересно на них взглянуть.
Юноша открыл папку и показал эскизы будущих картин. В них была видна уверенная рука художника, его наблюдательность и ум, способный направлять руку.
– Браво! – воскликнул Леонардо. Только один совет – рисунок должен быть мягче. И постарайся освободиться от «перуджианства», – весело пошутил он, – Тебе нужен собственный стиль. Рафаэль покраснел.
В договоре, заключенном между Леонардо и Синьорией, говорилось, что картоны должны быть закончены не позднее февраля 1505 года, и тогда Большой Совет заплатит художнику по пятнадцать флоринов в месяц, начиная с апреля 1504 года. Если же живописец не закончит картоны к вышеуказанному сроку, ему придется вернуть все полученные ранее деньги. После осмотра рисунков будет заключен новый договор – на написание фрески в Большом зале…
В самом начале июля 1504 года Джулиано да Винчи, сын сэра Пьеро, тоже нотариус, пришел к Леонардо и сообщил ему, что отец тяжело болен. Леонардо пошел вместе со сводным братом на виа Гибеллина. Его встретила, вся в слезах, жена отца. Рядом в люльке плакал малыш Джованни, последний сын Пьеро. Пройдя в соседнюю полутемную комнату, Леонардо увидел на кровати отца. Тот был в забытьи.
– Отец, – осторожно произнес Леонардо, находясь в сильном волнении. Тот, на мгновение придя в себя, поднял тяжелые веки. Было видно, с каким усилием ему далось это простое действо. Он узнал своего сына, ставшего знаменитым на всю Италию. Мучительно пытаясь подняться, он силился что-то выговорить, стонал, захлебываясь в собственной немощи, и язык больше не подчинялся ему. Наконец, сделав последнее усилие, он смог прошептать Леонардо, который приподнял его за плечи:
– Прости меня, сын, за всё! – Сэр Пьеро прерывисто дышал, и зловещее дыхание смерти, с глухим свистом, вырывалось из его уст. В его бессмысленных глазах стояли слезы. Недавно отнялись его ноги и руки, и вот уже поплыла муть перед глазами. Силы его были на исходе и не осталось в этом мире ничего иного, что смогло бы хоть ненадолго задержать его уход.
Так, в 9 день месяца июля 1504 года от Рождества Христова, в 7 часов вечера, умер сэр Пьеро да Винчи, нотариус Дворца Правосудия, отец Леонардо да Винчи. Было ему почти 80 лет, и оставил он в живых десять детей. Детей, ненавидевших своего «незаконного», но гениального брата…
Согласно договору с Синьорией, Леонардо вновь принялся сооружать мостки в Большой зале для создания фрески, но внезапно остановил подготовительные работы. Он вычитал у Плиния, что древние римляне для своих фресок применяли особые восковые краски, и решил воспользоваться этим способом. Но его надо было испытать. Он изготовил раствор и загрунтовал кусок стены в церкви Санта Мария Новелла, потом расписал его маслом, а затем, следуя совету Плиния, разжег внизу в котле сильный огонь, чтобы просушить роспись. Эффект был мгновенным – в свете огня все краски проступили намного ярче.
– Друзья мои, получилось! – радостно воскликнул Леонардо.
– Опять ты мудрствуешь лукаво, Леонардо? – отреагировал Зороастро. –Вновь изобретаешь что-то новое?
– Все новое – это хорошо забытое старое, Астро! И добрый дядюшка Плиний мне о нем напомнил…
– О чем именно он тебе сообщил, Леонардо?
– О новой, «влажной» технике фрески. Пигменты красок у древних римлян растирались с водой, клеем, растительной смолой и яичным белком. И данная техника вроде бы должна позволить краске лучше прилипать к стене.
– Ну вот, опять эти твои эксперименты… Чувствует мое сердце, не доведут они ни до чего хорошего…