Сэмми лихорадочно обрабатывал свои дюймы. Член - в одной руке, грязное нижнее белье его мамаши - в другой. Кончил он в носок с выцветшими желтыми полосками и текстурой, больше похожей на картон. Поначалу ему хотелось воспользоваться мамашиным бельем, но потом он решил, что это ненормально. Это было бы проявление неуважения. Содрогнувшись, он прижал к носу трусики, вдохнул мускусную сырость. От этого у него чуть снова не встал. Еще три раза, и сегодня у него была бы чертова дюжина. Однако скоро у него появятся гости. Будет еще, чем заняться.
Он осторожно убрал носок. Как он и боялся, от трения его болячки снова потекли. Наверное, этого и следовало ожидать, после такого количества трансмиссий. За все надо платить. Белесые потоки гноя стекали ручьями по его стволу, извергаясь из похожих на крошечные рты метастаз. Сопровождающая боль (включающая в себя острое жжение при мочеиспускании) и случайные выделения беспоколили его. Иногда это становилось совершенно невыносимо.
У него за спиной стоял на часах Разделенный Человек. С чердака доносилось какое-то постукивание. А снизу, из подвала - слабые крики.
Сэмми усмехнулся, натянул штаны, слегка поморщившись из-за болячек. Обращаясь к Разделенному Человеку, сказал:
- Если они одумаются, пока не поздно, им
Овощной нож только на вид был маленьким. Но, учитывая тот кошачий концерт, который он вызвал при вырезании ануса у Мэри Джейн Тернер, с таким же успехом это мог быть отбойный молоток. Еще какие-то пять минут назад у девки сил не было даже голову поднять, а теперь она билась на мясном крюке, словно пронзенная рыба. Другие шлюхи были почти такими же голосистыми при виде вырезаний. Пока их восприятие не притупили долгие месяцы плена и экспериментов, на фоне которых Йозеф Менгеле (врач, проводивший опыты над узниками Освенцима - прим. пер.) выглядел бы доктором Споком.
Хирургия для Сэмми была сродни искусству. Чем спонтаннее, тем лучше. И в этом он чертовски преуспел. В тех редких случаях, когда извращенным фантазиям о его мамаше (часто это были воспоминания технического характера) не удавалось протолкнуть мастурбационный процесс за финишную черту, он вспоминал крики Линды Гордон (пропала 27 января 2000 г.), когда она, очнувшись, обнаружила, что голова ламбрадора-ретривера (пропал 17 июля 2000 г.) пришита к ее плечу, а его язык свешивается к ее соску. Вслед за этим она обнаружила, что хвост собаки приколот стэплером мкжду ее ягодиц. Сэмми ничего не смог сделать с собачьим достоинством бедного Спота, поэтому просто положил его на блюдце и пожелал Линде приятного аппетита. По понятным причинам она упрямствовала, но спустя три дня голод ослабил ее стойкость. К тому времени розовый, как жевательная резинка "коктейль", как ему нравилось его называть, собирал уже порядочную паству мух. Линда уплела его в два счета... и ей тут же был подан другой, на этот раз от пуделя (пропал 23 июля 2000). Урок она явно не усвоила и вновь воспротивилась, поклявшись, что на этот раз не поддастся, не позволит больше унижать ее достоинство. Уитни Хьюстон ею бы гордилась. Она продержалась четыре дня, потом с сожалением смахнула мух и бросила его в рот, словно креветку, обваленную в кукурузе. Хотя на этот раз проглотить в один присест не получилось - ее слабые гланды сжались до размеров куринной шейки. Смоорщенный, засиженный мухами собачий член и химус мощным потоком пошли из ее пищевода обратно. Она сложилась пополам, содрогаясь от рыданий. Исторгнутые частицы застряли в шерсти головы Ламбрадора (следует признать, что Сэммии тоже не особо жаловал пуделей).
Да, мысли о ее суровом испытании помогли б наполнить носок быстрее, чем вы успели бы произнести свой номер соцстрахования.