Грегор(зрителям). Так на чем я остановился? Я сказал, что перепрячу даму и мальчишку; я сказал, что если рука судьбы перетасует колоду, я еще смогу сорвать свой куш. Я парень дальновидный. Когда я сдавал карты, у меня на руках козырей не было, а теперь есть. Помните, семь лет назад я отправился паломником в Иерусалим? Я добрался до самого Рима, тоже ведь святой город. Помог там разоблачить несколько заговоров, истолковать в христианском смысле несколько языческих статуй (это для туристов) и оказал юридическое содействие нескольким публичным домам. А на седьмой год моего паломничества приезжает в Рим – кто бы вы думали? Приезжает в Рим король Карл Толстый, и Святой Отец коронует его императором, как в свое время Карла Лысого. Вот это был праздник, и всеобщее ликование, и возрождение единой франкской империи. В свите Толстого находился господин Ханс, мой бывший капитан, и я с ним снова познакомился. Мы обсуждали поклеп, который взвел господин Голо на нашу кроткую госпожу графиню и ее законного ребенка, и заговорили о смертоубийственном приказе, который я не выполнил. Тут господин Ханс и говорит мне: «Исповедуйся нашему господину епископу Хидульфу Трирскому, он сейчас тоже в Риме. Облегчишь свою совесть, а заодно добудешь нам кое-какие ценные сведения». Господин Хидульф сказал мне так: «Ты поступил с нашей святой госпожой Геновевой дурно, но в то же время хорошо, немилосердно, но и милосердно, и так, и этак. И покаяние твое будет такое: ты должен открыто обвинить убийцу Голо в его ужасном преступлении». – «С удовольствием, – отвечаю, – этот мошенник обещал мне должность внутреннего министра, а слова не сдержал». Епископ говорит: «Не бойся, Господь снова сочувствует императору, а Голо растерял свое прежнее влияние. Потом тебе придется исправить содеянное зло и вернуть похищенную супругу в объятия героя Агиона». – «Ваше, – говорю, – высокопреосвященство, да разве могла она остаться в живых? Перезимовать столько зим с младенцем в такой глуши? Это, – говорю, – невероятно». – «Клянусь небом, – отвечает епископ Хидульф, – на свете нет ничего невероятного. Вера на то и вера, что предполагает невероятное». Вот так и вышло, что сегодня я обращаюсь к вам. За этим кустарником (указывает на занавес) находится место моего преступления. Здесь я и проверю, есть ли у Провидения власть над вероятностью? Глазам не верю, мне кажется, сюда идет Геновева.
Геновева и Горемир быстро проходят справа налево; платье Геновевы превратилось в лохмотья.
Геновева. Ты говоришь, наша лань в безопасности?
Горемир. Мамми? Да, она прибежала ко мне в грот.
Геновева. Возрадуемся.
Горемир. Она вся дрожит от страха. На белой шкуре выступил перламутровый пот, ноздри трепещут, забилась в самый дальний угол грота и никак не может успокоиться. Что происходит, матушка?
Геновева. В лесу охотники.
Горемир. Что значит охотники?
Геновева. Люди.
Горемир. Что значит люди?
Геновева. Я говорила тебе, мой Горемир, что, кроме тебя и меня, есть и другие люди.
Горемир. Да, и ты еще говорила, что они никогда сюда не придут.
Геновева. Когда нужно убивать, они приходят куда угодно. Судя по шорохам, они движутся в другом направлении. Но мы из осторожности последуем примеру нашей Мамми и спрячемся под землю.
Горемир. А мой отец, матушка, он тоже человек?
Геновева. В том-то и беда. Быстро, в грот.
Оба уходят.
Грегор(падает на колени). Видно, небеса хотят совершить чудо. Кто сюда идет? Неужто сам пфальцграф?
Слева направо быстро проходит Зигфрид, с охотничьим рогом и копьем.
Зигфрид. Куда скрылась лань? Какой странный здесь лес; я гнался за ней до этого места и отстал от свиты. А лань скрылась. (Уходит.)
Грегор. Вот мы все и собрались: супруг, супруга и убийца этой самой супруги. Такая вот встреча. Ей-богу, если уж небеса хотят совершить чудо, их на мякине не проведешь. Спрячусь-ка я в кусты. И выйду лишь для того, чтобы проклясть виновного и благословить невинную жертву. (Уходит за занавес.)
Занавес поднимается. Лес и пещера. Геновева и Горемир перед входом в пещеру.
Геновева. Ты выучил пять планет?
Горемир. Да.
Геновева. А три части света?
Горемир. Да.
Геновева. Хорошо. Теперь займемся пфальцграфами по линии Зиммерна. Их было двадцать два.
Горемир. Да, мама.
Геновева. Скажи мне, почему ты все время зеваешь?
Горемир. Зеваю и все.
Геновева. Ты проснулся всего час назад.
Горемир. Мне снился такой сон, что я ужасно устал.
Геновева. Глупыш. Разве ты не хочешь учиться?
Горемир. А потом можно мне пойти поиграть?
Геновева. Можно, конечно.