Ханс. В самом деле, видите, как благородная дама Бригитта печется о вашей чести. Она не сопротивляется вашей воле. Нежность ее черт, гибкость ее фигуры суть воплощение покорности, а ведь только покорность придает прелесть слабому полу. Женская красота образуется не на поверхности. Внешность вообще ничего не значит. Гордой красоты не бывает, особенно у женщин.
Зигфрид. Разве мы считали Геновеву дурнушкой?
Ханс. Чепуха. Никто не считал ее дурнушкой. Она была молодой и дочерью герцога. Но она была тщеславной, самовлюбленной и властолюбивой. Жажда власти исказила ее черты, в этом смысле она была безобразной. Кроме того, у нее был резкий голос, волосы мышиного цвета и своеобразно вялая грудь.
Зигфрид. По правде говоря, с ней не было ни сладу, ни ладу.
Ханс. Да, вы явно идете на поправку.
Зигфрид. Господин Ханс, господин Голо и вы, госпожа Бригитта…
Бригитта. Голову ниже.
Зигфрид. Император пожурил меня, но не оттолкнул. Моя супружеская слабость преодолена, и даже заднице полегчало. Этот день, дорогие друзья, начался так мрачно, но теперь я понимаю, что рад. Какой поворот!
Бригитта
Грегор. Эй, камергер, подойдите поближе.
Голо. Чего тебе, в чем дело?
Грегор. Вот доказательства. Как приказано.
Голо. Хорошо, брось это собакам.
Грегор. Нет, вы должны их осмотреть и проверить, господин Голо. Удостоверьтесь, что работа выполнена.
Голо. Я видел достаточно.
Ханс. Чего хочет этот человек?
Голо. Он выполнил полученный приказ.
Грегор. Приказ выполнен, господин комендант.
Ханс. А теперь ступай. Приносить в общество мерзкие останки. К чему это, болван?
Зигфрид. О чем вы толкуете?
Грегор. Я принес сердце и язык ее милости, пфальцграфини. Я убийца, ваша милость.
Зигфрид. Сердце Геновевы, самое фальшивое из сердец.
Грегор. Что верно, то верно: фальшивое.
Зигфрид. Лживый язык.
Грегор. Но лизать она умела преотлично.
Зигфрид. Что?
Грегор. Да, особенно если ее до этого хорошенько уделать.
Голо. Хватит. Сказано, выброси собакам.
Бригитта. Стой. А тебе не кажется, любезный, что язык как-то длинноват?
Грегор. Я старался брать поглубже, сударыня.
Зигфрид
Ханс
Голо. Да чего там. Собакам.
Грегор. Я мог бы притащить им потроха кабана весом в тысячу фунтов, и они приняли бы их за внутренности Геновевы. Осталось только подержать их в руках, господин камергер.
Голо. Что там еще, несчастный?
Грегор. Глаза. Припомните, вы велели доставить глаза.
Голо. Это отвратительно.
Ханс. Убирайся, любезный, этого достаточно. А куда подевался твой приятель Маркус?
Грегор. Ах, с ним приключилось несчастье, господин комендант. Приятель мой Маркус в темноте угодил в Зиммер. Он утонул или сломал себе шею.
Ханс. Все едино, одним мерзавцем меньше.
Грегор. Я правильно понял? И это траурная речь, которой удостоен маршал? Он забыл всякую осторожность, предвкушая повышение.
Ханс. Что ты мелешь? Какое повышение? На кол захотелось?
Грегор. Нет, сначала я должен обратиться с просьбой, а уж потом уберусь.
Ханс. Чего ты требуешь, негодяй? Вознаграждения?
Грегор. Не надо никакой награды, я прошу о милости. Предоставьте мне отпуск.
Ханс. Отпуск?
Грегор. Отпустите меня, я желаю совершить паломничество в Иерусалим. Ради спасения души.
Ханс. Ну что ж. Освобождаю тебя от службы. Пусть Господь занимается твоим делом.
Грегор. Слушаюсь, господин комендант, спасибо. Я выбыл из игры, у меня на руках остались две карты: дама и валет. Позже, когда рука судьбы перетасует колоду, я погляжу, нельзя ли вытащить их из рукава. А мою графиню я перепрячу. Спасибо, что сыграли в масть, юнкер.
Бригитта. Дорогой мой господин Зигфрид, говорят, у Геновевы были голубые глаза. Не так ли?
Зигфрид. Почему вы спрашиваете?
Бригитта. Те глаза, которые унес с собой этот человек, показались мне карими.
Зигфрид. Я не знаю, какого цвета были глаза Геновевы. Не помню, совсем не помню.
Бригитта. Вы не присматривались?
Зигфрид. Не обращал внимания.
Ханс. Я полагаю, что все наши огорчения позади. Через три дня, пфальцграф, я увижу вашу свадьбу и назову вас зятем. Я думаю, что Пфальцу предстоит череда золотых лет.
Действие чевертое